– Ваше реноме вне подозрений. Ладно, уговорили. А-э-и-о-у… А-э-и-о-у… А-э-и-о-у…
– На «э» полость еще уменьши, – попросила Сталина Ильясовна. – Заполни голосом всю комнату, но не больше!
Люба сидела открыв рот.
Через полчаса Ярослав взмолился:
– Лина, хватит, есть хочу.
– Лентяй! – ласково сказала Сталина Ильясовна.
– Зато я принес салаты.
– Тоже от поклонниц?
– Нет, к счастью, салатами в меня пока не швыряют.
– Где работаешь? – спросил он Любу, когда все уселись за стол на кухне.
– Пока нигде. Готовлю программу «Колеса фортуны».
– Покажи что-нибудь.
– Прямо сейчас? Неудобно как-то.
– Любовь, – в один голос воскликнули Сталина Ильясовна и Ярослав, – артист не может смущаться и стесняться! Артист должен выступить в любой обстановке.
Люба отъехала от стола, сосредоточилась и выдала несколько фуэте на одном колесе.
– Ни фига себе! – закричал Ярослав.
– Потрясающе! – воскликнула Сталина Ильясовна.
– Долго училась? – спросил Ярослав.
– Года два.
– Обрати внимание, Ярослав, – укоризненно сказала Сталина Ильясовна. – Два года тренировок. А ты устал через месяц. Бесконечные отмены, переносы занятий. Имей в виду, я от тебя откажусь!
– Люба, а ты не хочешь в ночном клубе поработать? – повернулся Ярослав к девушке, чтобы сменить тему разговора. – Хороший номер с коляской!
– Вы… правду говорите? Или шутите? – затрепетала Люба.
– Я очень серьезный человек. Шучу только в крайних случаях. Лина, подтвердите.
– Клуб?! Ты мне испортишь девочку! – покачала головой Сталина Ильясовна. Затем вздохнула: – Но только под твою ответственность, Ярослав!
Люба сидела вытаращив глаза.
– В клубе начало выступлений в одиннадцать. Но думаю, надо минут за пятнадцать подъехать, шефу тебя показать.
– Отвези Любочку сейчас домой, – распорядилась Сталина Ильясовна. – Ей, наверное, подготовиться надо. А может, ты у меня примешь душ, отдохнешь, а, Любочка?
– Ой, нет, – отказалась Люба. – Мне нужно Васю накормить. Предупредить друзей.
– С кем ты живешь, кстати? Где? – спросила Сталина Ильясовна.
– Очень удачно устроилась. Тихий центр, недалеко от метро. Мы целой компанией там живем. Кристина-даун, Вася двухпалый…
– Рэперы, что ли? – спросил Ярослав. – Ладно, собирайся, отвезу тебя домой в твой тихий центр. А в десять пятнадцать заберу.
…Люба вкатила в подъезд, прислушалась к беседе на втором этаже – судя по голосам, разговаривали Кристина и Паша, проехала по первому этажу на кухню, взяла кастрюлю и спустилась по настилу в подвал. Потом она вновь вернулась к газовой плите и подогрела воду. Поставила кастрюлю на колени и аккуратно, крепко цепляясь за перила, поднялась по доскам на второй этаж. Въехала в комнату со светлыми обоями. На кровати сидел Николай. У него на коленях лежала джинсовая куртка с вязаным воротником.
«А почему я джипа не заметила? – вскрикнула коляска. – Что с ним?!»
Люба заплакала, крепко сжимая теплую кастрюлю.
– Ты где была? – укоризненно спросил Николай. – Три дня ищу по всему городу. И что это за дождь грибной?
– Ты меня искал? – всхлипывая, повторила Люба.
– Ты мне нужна!
– Я… тебе? Правда?
– А зачем я тут сижу, по-твоему? Кстати, почему по месту регистрации отсутствуешь? Чего тебе вздумалось на этой помойке поселиться?
– Дом реконструировать будут.
– И что? – насторожился Николай. – В аренду льготную отдадут?
– Наверное, – пожала плечами Люба и утерла глаза.
Николай встал с кровати. Подошел к Любе и поцеловал ее в щеку:
– Ну, привет, Любовь. Давай кастрюлю. Что ты ее держишь?
– Голову помыть надо, – очнулась Люба, передавая кастрюлю Николаю. – За мной Ярослав заедет, в ночной клуб повезет.
– Что? – возмутился Николай. – Какой ночной клуб? Ничего себе!
– Ты ревнуешь? – счастливо сказала Люба. – Я там буду петь и показывать номер. Ярослав сказал, платят хорошо. Нужно ведь за уроки вокала платить. Хотя Сталина Ильясовна от денег отказывается, говорит, что для нее учить меня пению – дело принципа и чести.
«Вот что значит с Путиным вась-вась, – обдумывал информацию Николай. – Дом под офис на реконструкцию поставили, уроки бесплатные».
– Давай помогу. Воду полью, что ли.
– Ага!
Люба вытащила из пакета утку, поставила на пол. Руками раздвинула ноги и легко перегнулась, свесив голову вниз.
Николай лил воду на Любины волосы. И смотрел на ложбинку на тонкой шее. На ярко-розовые, как небо на закате, круглые, сильно торчащие уши. На белесые волоски, убегающие по спине под ажурную маечку.
– Все? – спросила Люба, когда вода перестала течь.
– Нет… – тихо сказал Николай. И прикоснулся губами к мокрой шее. – Не все…
Люба сидела, все так же перегнувшись в поясе. Вода с тонких волос со звоном падала в металлическую утку.
Николай подошел к двери, прикрыл ее. Поставил кастрюлю на пол. Беззвучно вернулся к коляске. Приподнял Любину голову и, наклонившись, поцеловал жилку, как крик птицы бившуюся между ключиц, в яремной ямке. Потом поднял Любу на руки и перенес на кровать. Ноги Любы выгнулись в щиколотках и задрожали. Она покорно взглянула на Николая и закрыла глаза. Николай расстегнул ремень на джинсах и потянул вниз «молнию»…
– Мне в десять пятнадцать надо быть внизу, на улице, – прошептала Люба Николаю.
– Ни о чем не волнуйся, – прошептал Николай.
– Я… я тебе не понравлюсь, – вытянувшись, как солдатик, едва слышным дрожащим голосом сказала Люба. – Я не умею… Я не знаю, что нужно делать…
– Ты первый раз? – снимая ботинки, спросил Николай.
Люба едва заметно кивнула.
В комнате стало тихо. Только слышно было, как в кухне смеялись Кристина-даун и глухонемая Анжела да на улице громко распевал веселую цыганскую песню двупалый Вася.
…Люба лежала, зажмурив глаза и пряча дыхание.
Николай провел пальцем по животу Любы, помолчал и, наконец, осторожно, стараясь не выдать своей заинтересованности, задал вопрос, ради которого, собственно, и лежал сейчас в этой вонючей комнате:
– Слушай, все хотел спросить: как тебе Путин?
Люба недоуменно поводила глазами.