«Любушка, – зашумела коляска. – Это ж Путин! С работы идет!»
– Глядите – Путин, – почему-то восторженно закричали люди, только что самозабвенно критиковавшие правительство за жилищно-коммунальную реформу.
– Владимир Владимирович! – истерично выкрикнула женщина в блестящем парике. – Мы вас любим!
Путин поднял голову на крик и улыбнулся издалека.
– Путин! – запрыгал Вася. – Копеечку дай! Рахмат!
– Веня, снимай на камеру, – закричала молодая загорелая бабенка. – Чтоб я и Путин вместе попали.
Толпа радостно загалдела, достала мобильники и стала пухнуть как на дрожжах: со всех сторон бежал народ – поглазеть на Путина. На коляску напирали. Люба едва сдерживала ободки колес, чтобы не пересечь границу.
«Ой, Любушка, дышать нечем! – запричитала коляска. – Задавят нас!»
Любовь повернула голову вправо, углядеть за Васей, и встретилась глазами со странным мужчиной, стоявшим в первом ряду: в больничных кожаных тапках на босу ногу, с самодельной матерчатой сумкой в руке. Он не мигая посмотрел на Любу бесцветными глазами с крошечными зрачками, засмеялся, обнажая коричневые зубы, и вдруг вытащил из сумки пистолет.
– Царь! За царя! – крикнул странный человек.
Путин, услышав «Царь», приветственно помахал толпе рукой.
Странный человек поднял пистолет.
– Вася, беги! – закричала Люба.
Оттолкнула Васину двупалую руку и, вылетев с коляской на брусчатку, она вывернула на одном колесе самый яростный смерч в своей жизни.
Коляска взлетела вверх, перевернулась в стремительном сальто.
Раздался сухой хлопок. Еще один.
Коляска вскрикнула.
Что-то ударило Любу в тощий зад.
Потом она увидела, как высокий мужчина в черном, с абсолютно гладкой головой и темным проводом, тянущимся из уха, падает на Путина и валит его на брусчатку, закрыв своим телом, а остальные врассыпную бросаются вон.
Люба встала и пошла.
Она не чувствовала ног.
И поэтому ей казалось, что она плывет над землей.
Где-то здесь должна быть река.
Какая река?
Наверное, Москва-река, ведь она, Люба, – в Москве.
А на том берегу непременно должен быть большой, сияющий огнями концертный зал.
И еще там ее ждет любовь. Коля, значит.
– Коля! – громко закричала Люба.
«Убили!» – громко закричала коляска.
– Убили! – громко закричали люди.
– Путина убили! – истерично завопила женщина в блестящем парике.
– Кто? Кто? – напирали сзади. – Кто убил?
– Путин! – информировали впереди. – Инвалидку убил.
– Да это она его! Пенсию по инвалидности не выплачивали давно, вот она и – того… Кокнула!
– Она хотела только, – возбужденно поправляли свидетели, – да ничего не вышло!
– Сам ее шлепнул…
– …чтоб пенсию не платить!
– Как из «калашникова» очередью – р-раз! На площадь с воплями въехали машины с людьми в камуфляже.
Невесть откуда взявшиеся телевизионные мини-вэны развернули спутниковые антенны.
Журналисты поправили волосы, телефоны в ушах и микрофоны на воротниках.
Операторы взвалили на плечи и установили на штативы камеры, завернутые в целлофан.
Из бронированного джипа выскочили двое мужчин с автоматами и бывший секретарь Белозерского райкома партии, ныне руководитель службы безопасности президента Каллипигов.
Цепь крепких ребят принялась непреклонно выжимать зевак с площади, загоняя их в огороженный лентой круг.
Вася взахлеб плакал и с набега пытался прорвать живое ограждение.
– Уходи, мальчик, – сквозь зубы отвечали ему коротко стриженные сотрудники спецслужб в темных очках. – Иди до мамки.
Сверху закружил вертолет.
– У-би-ли! – понеслось над Красной площадью. – Всех поубивали! Все правительство!
– А Думу? Думу?!
– А этим ничего не сделалось. Отсиделись!
– Эх!
– Веня, снимай все на камеру, американцам за валюту продадим!
– Американцы! Террористы!
– Спасайтесь, люди!
Завывая, въехали машины скорой.
В небе барражировали уже с десяток черных вертолетов.
– Люди, все в укрытие, сейчас будет новая атака!
– Экстренный выпуск, – деловито произнесли журналисты в камеры.
– Россияне, коммунисты переворот сделали! Уже в Мавзолее заседают.
– Ой, что будет?
– Колбаса по талонам, вот что!
– Я все видела, все! Этот, с сумкой холщовой, как закричит: за царя-батюшку! А глаза так и бегают…
– За какого царя?
– За Ельцина, за кого ж еще?
– Его тоже убили?!
– В том году еще, наповал! Успел только крикнуть: простите, дорогие россияне, за чубайсовскую приватизацию, за гайдаровские реформы! И повалился! Потом по телевизору соврали, мол, от сердца умер.
– Да приватизация при Горбачеве была.
– И этот повалился! Рядышком! Говорят, только Починок в живых и остался!
– Этот от любой пули увернется! Откуда хошь сухим выйдет!
– Березовский покушение устроил.
– Коммуняки!
– А я говорю – Березовский!
* * *
…Вася бежал не разбирая дороги и размазывал слезы по чумазому лицу. Время от времени он останавливался перевести дух, но тут же перед глазами вставала картина: Люба лежит на брусчатке в луже крови, коляска валяется в стороне, а с небес, из облаков кто-то кричит ему: Вася, беги! И он вновь бежал, расталкивая прохожих.
– Ребяты-ы! – завыл Вася, влетев в кухню. – Чавелы-ы! Ромалы-ы!
Инвалиды уставились на него.
Вася повалился на пол:
– Любку убили!
Паша прекратил плясать вприсядку и недоверчиво спросил:
– Кто убил? Где?
– В Кремле! – выдохнул Вася и зарыдал, колотя двупалыми руками по полу.
Для чего нужна жизнь, в которой ни к чему плясать вприсядку?!
Не нужна больше жизнь безрукому Паше!
И поэтому сейчас он, безрукий Паша, пойдет туда, где убили Любовь и их мечту, и разорвет убийцу зубами на части! И после этого уйдет из жизни сам! Вприсядку!