И Коля смотрел на Любу влюбленными глазами. А на него смотрела законная жена Оксана. Красивая. И вовсе не крашеная, а натуральная брюнетка. И нос у нее – не чета Любиной кнопке: прямой, с легкой благородной горбинкой. И у них наверняка есть дети. И Люба теперь знает, что скажет Коле. Скажет прямо сегодня, сейчас.
Люба съехала со сцены и подъехала к Николаю.
– Добрый вечер, – сказала она. – Спасибо, что пришли.
– Нам с мужем очень понравилось, – воскликнула Оксана. – Представляете, я даже плакала.
– У вас красивая жена, – сказала Люба Николаю.
Он смотрел на Любу, не опуская глаз.
– До свидания, – попрощалась Люба.
Когда зал опустел, Николай пришел за кулисы и, отыскав Любу, схватил коляску за поручень.
«А ну, отцепись, – возмутилась коляска. – Чего пристал? Сказано тебе: до свидания!»
– Мы давно уже не живем вместе, практически чужие люди, – довольно убедительно сказал Николай.
– Напрасно, – сказала Люба. – По-моему, твоя жена – неплохая женщина. Как ты мог? Впрочем, уже не важно…
– Кто бы говорил, – зло бросил Николай. – У самой рыльце в пушку. За дурака меня держала? Спала с Путиным, а теперь святую изображаешь?
– Я? С Путиным? – Люба засмеялась. – Коля, ты не заболел?
– Забеременела от другого мужика, да еще меня в чем-то упрекаешь?
– Ты… ты знаешь, что я жду ребенка? – растерялась Люба.
– Значит, правда? Не соврал Каллипигов?
– Он не от Путина. Это твой ребенок…
– Я тебя любил, я тебе все простил, хотел с чужим ребенком взять, а ты сцены устраиваешь?
– Коля, я тебя очень люблю, – с трудом сказала Люба. – Если бы мне сказали: выбирай – ты будешь ходить или останешься с Николаем, еще вчера я бы выбрала второе. Но сегодня… Пожалуйста, не приезжай ко мне больше. Ты не волнуйся, ребенка я воспитаю хорошо, в уважении к отцу. Иди, Николай, жена тебя, наверное, заждалась.
– Любушка, – возбужденно закричали вбежавшие за кулисы Надежда Клавдиевна и Геннадий Павлович. – Пушкин тебя ищет, банкет назначен.
– Мне пить нельзя, – сказала Люба. – Я жду ребенка.
– Любушка, доченька, радость-то какая, – вскрикнула Надежда Клавдиевна. И толкнула Геннадия Павловича: – Дед, обними зятя! Коля, поздравляю!
– А Коля здесь ни при чем, – глядя в лицо Николаю, произнесла Люба. – Ну ладно, мама, поехали. Где банкет?
– И чего ты, Любушка, надумала дома рожать? – подперев щеку, покачала головой Надежда Клавдиевна. – В Москве такие врачи заслуженные.
– Хотелось побывать дома, посмотреть на озеро…
– Да ведь оно в снегу все.
– Не важно… Так хотелось проснуться в своей комнате от того, что бузина в палисаднике заскрипела от ветра… Мне столько раз в Москве снилось, как огонь гудит в титане. Так хотелось налить чаю из нашего зеленого чайника…
– Облупился уж весь, надо новый купить.
– К тому же рядом с вами мне как-то спокойнее.
– Понятное дело. – Надежда Клавдиевна выдержала паузу и просяще произнесла: – Любушка, может, все-таки вернешься к Коле? Так уж он тебя любит!
– Мама, сколько можно? Я тебе сто раз объясняла, что решила его не связывать. Он еще встретит здоровую женщину. Зачем ему всю жизнь мучиться со мной?
Надежда Клавдиевна со вздохом пошла на кухню.
«Колясочка, тебе сегодня никто подозрительный не встретился?» – прошептала Люба.
«Подозрительный?» – заволновалась коляска.
«Мне показалось, когда мы гуляли на земляном валу…»
«Что? Кто?» – заохала коляска.
«Там Каллипигов стоял. Около камней… Меня увидел и сразу спиной повернулся!»
«Каллипигов?! – вскрикнула коляска. – Ликвидировать нас с тобой прибыл».
«А может, показалось?»
Нет, не показался Любе Каллипигов. Он прибыл в родной город вместе с Любой. Его джип неотступно следовал за Любиной машиной. Каллипигов не собирался ликвидировать ни Любовь, ни коляску. Но его план, составленный верной супругой и соратником Зинаидой Петровной, был не менее зловещим.
– Каллипигов, я знаю, как поднять твой престиж в глазах объекта, – сообщила Зинаида Петровна после того, как супругу было поставлено на вид за ненадлежащую организацию охраны первого лица государства, повлекшую за собой ранение посторонней россиянки. – Ты должен забрать у Зефировой ребенка, и мы сами его воспитаем! Оформим опекунство, а лучше даже – усыновим. Представляешь, каким будет расположение Путина к нашей семье, когда он узнает, что мы растим его дитя?
– А Зефирова?
– Зефировой сообщат, что ребенок умер. Негуманно было бы оставить беззащитного младенца на растерзание банде инвалидов. Я думаю, Путин тоже понимает, какое, с позволения сказать, воспитание может дать его наследнику безногая мерзавка, работающая в ночных клубах. Ты узнаешь, где собирается рожать Зефирова, проведешь работу с главврачом и заберешь маленького Путина. Все понял?
– Зинаида, ты – гений!
Вот почему Каллипигов стоял теперь у запорошенных январским снегом камней, на берегу заснеженного озера.
– Любушка, ты меня не слушаешь, что ли? – позвала Надежда Клавдиевна.
Люба протянула руку за зеленым эмалированным чайником. И вдруг почувствовала, как внутри ее что-то лопнуло и на стуле, на котором она сидела, стало горячо.
– Вода какая-то откуда-то, – сказала Люба, поглядев на стул, а затем на чайник.
Ребенок в утробе яростно заворочался. Живот резало ножом.
– Мама, вызывай скорую, – клацая зубами, сказала Люба.
– Батюшки! – вскрикнула Надежда Клавдиевна. И побежала в прихожую – звонить по телефону. – Скорая? Это Зефирова Надежда. Валентина, ты, что ли? Привет, дорогая! Любушка моя рожать надумала. Воды уж отошли. Как – машина на выезде? Далеко? В Поляково уехала? Дак это она когда вернется-то? А нам что делать? Ладно, Валентина, спасибо. Отец! Геннадий! Да оторвись же ты от телевизора! Заводи мотоцикл!
Золовка Валентина нажала на рычажки телефона и, спешно вытащив из кармана бумажку, набрала номер.
– У родственницы вашей, Любы Зефировой, отошли воды, – сообщила она в трубку. – Сейчас в родильное прибудет.
– Спасибо вам огромное! – ответил голос Каллипигова. – Очень хотелось поддержать Любовь в такой час, оказаться рядом в нужную минуту.
– Мама, я боюсь на мотоцикле, – заволновалась Люба. – Еще растрясет, или перевернемся по льду.
– Да уж, – нервно согласилась Надежда Клавдиевна. – Поехали пешком. Давайте одеваться, может, по дороге машину поймаем. Гена, неси Любе мои валенки.