— Наверное, такими барханами занесло тибетский Вавилон — подумал я.
А бури шли одна за другой.
Но самым неприятным было то, что в носу появлялись камни или, как говорится по народному, — каменные козюльки. Дело в том, что из-за влияния высокогорья из слизистой носа выделялась сукровица, на которую налипал мелкодисперсный песок, который постепенно как бы каменел. Вытаскивать эти каменные козюльки, забивавшие весь нос, было сущим наказанием. Кроме того, после удаления внутриносового камня шла кровь, на которую опять налипал песок, имеющий склонность каменеть.
Рафаэль Юсупов большую часть времени в районе барханов провел в специальной марлевой маске, пугая своим видом не только тибетцев, но и нас. Он так привык бывать в маске, что даже курил через нее. Правда, каменные козюльки выковыривал из носа не реже нас.
Он же, Рафаэль Юсупов, постоянно учил нас дышать в условиях высокогорья. Когда мы ложились спать, то у нас возникал страх задохнуться, из-за чего мы всю ночь натужно дышали, боясь заснуть.
— В крови должно накопиться достаточное количество углекислоты, чтобы она раздражала дыхательный центр и переводила акт дыхания на рефлекторно-бессознательный вариант. А вы, дураки, своим натужным сознательным дыханием сбиваете рефлекторную функцию дыхательного центра. Терпеть надо до того, пока не задохнешься, — читал он нам нотации.
— Совсем задохнешься? — спрашивал не поддающийся этой методике Селиверстов.
— Почти, — отвечал Рафаэль Юсупов.
В один из дней я вышел из автомобиля, отошел метров на сто — Двести, сел на тибетскую землю и задумался. Предо мной расстилался Тибет с огромными солеными озерами, барханами, редкой травкой и высокими холмами.
— Когда-то здесь жили последние из атлантов, — подумал я. — Где же они сейчас?
Слово «Шамбала» вылезло из подсознания и стало клокотать наяву.
Я сел в автомобиль. Мы снова поехали. Я ждал появления прёдвестников Шамбалы.
Наша экспедиция все ближе и ближе приближалась к священному Кайласу. Каждый из нас ждал встречи с загадочной Шамбалой, вернее мечтал об этом, хотя прекрасно понимал, что Шамбала от нас глубоко сокрыта и осознание ее недоступно для нашего разума. Загадка висела в воздухе.
Мы озирались по сторонам, стараясь увидеть какие-то косвенные признаки неведомой нам сверхвысокой формы жизни, но их все не было, и только унылый ландшафт безбрежного Тибета давил на воображение.
— Ребята, мне почему-то грустно, — неожиданно для самого себя сказал я в машине.
— Мне тоже что-то невесело, — отозвался Селиверстов. — Не тоскуй, шеф, все будет нормально.
— Я не тоскую, мне просто грустно. Грусть — это хорошее чувство, оно доброе, а не злое. Это чувство неразделенности помыслов и желаний, это чувство глубинного одиночества и глубинного осознания неосуществимости твоих устремлений к истине, — как бы анализируя самого себя, проговорил я.
Тибетские ступы
По пути, встретились три маленькие ступы, вокруг которых паслось стадо баранов. Я попросил остановить машину и расспросить пастуха о предназначении этих ступ. После расспроса проводник Тату сказал:
— Ламы говорили пастуху, что — эти ступы поставлены для поклонения Шамбале. Пастух считает, что рядом с этой ступой человек может пользоваться тантрической силой Кайласа.
Я вышел из машины, подошел к ступам и компасом померил их ориентацию: она отличалась, как и в случае с непальскими ступами, ровно на 60° от линии «север-юг», то есть эти ступы были тоже ориентированы по древней магнитной сетке, когда точкой Северного Полюса была гора Кайлас.
Я понимал, что тибетский пастух, конечно же, не мог пользоваться тантрической силой Кайласа, но глубинная подсознательная память о Больших Людях, которые пользовались этой великой силой, толкала, видимо, этих бедных людей строить ступы, чтобы хотя бы казалось, что они тоже могут…
— Любопытно, что ступы похожи на ступенчатую пирамиду, — подумал я. — Неужели жизнь загадочной Шамбалы неким образом связана с пирамидами?
Далее по пути мы встречали немало таких ступ; все они были ориентированы по древней магнитной сетке Кайласа. Но одна из этих ступ оказалась особенной. Тату сам остановил машину и обратил наше внимание на нее. Эта ступа напоминала ворота. Вернее, ступа была установлена на конструкцию, похожую на ворота.
Врата в Шамбалу
Эта ступа считается вратами в Шамбалу, — сказал он.
— Почему? — спросил я.
— Ну…. — задумался Тату, — эта ступа похожа на священную гору, у подножия которой есть врата в Шамбалу.
— Прямо-таки железные ворота, которые на замке, что ли? — послышался ехидный голос Рафаэля Юсупова.
— Нет, нет, — смутился Тату, — таких ворот там нет. Врата в Шамбалу каменные и очень большие. Открываются они только тем, кто знает заклинание и кого подпустит к вратам «счастливый камень», а не убьет при подходе.
— Мы сможем увидеть врата в Шамбалу? — я пристально посмотрел на Тату.
— Только тот человек, кому Богом разрешено, увидит врата в Шамбалу, — уклончиво ответил Тату.
Я вспомнил, что ламы в Непале тоже говорили про некий «счастливый камень», где расположены врата в подземный мир. Я чувствовал, что Тату сможет нам показать это место, но не стал просить его об этом заранее, боясь задеть что-то слишком святое для него.
— Вы, тибетцы, боитесь Шамбалы? — задал я вопрос Тату.
— Нет, мы не боимся, не боимся, совсем не боимся, — скороговоркой начал говорить он, мы просто почитаем ее, мы преклоняемся перед Шамбалой. Ведь Шамбала всегда покровительствовала нам, тибетцам. Мы ждем и зовем… В глазах Тату, одетого в старенькую клетчатую куртку, появились оттенки грусти. Было видно, что этот умный человек подсознательно очень хочет, чтобы легендарная Шамбала чудесным образом объявилась и возвратила былое величие тибетцев, некогда возродивших человечество на Земле. Этот человек, конечно же, мечтал, чтобы тибетцы, именно тибетцы, вновь научились пользоваться сказочными тантрическими силами Кайласа, стали бы всемогущими и стали бы учить людей всего мира яшть по-другому, жить по принципам Любви и Добра, положенных в основу удивительных технологий Шамбалы. Но Шамбала все не приходила. А тибетцы все строили и строили ступы, все звали и звали в молитвах Шамбалу… Ему, этому человеку, не хотелось верить, что миссия тибетцев закончена.