О сколько миров, наверное, существует, куда Бог может заслать тебя, чтобы испытать тебя и не дать возможности тебе, при возвращении Домой — на Тот Свет, проявить свою душевную гниль на Главной Родине, куда мы все возвращаемся как в родительский дом!
Муфтий Всея Руси шейх Талгат Таджутдин — невероятно умный человек, обладающий феноменальной памятью — говорил мне однажды, что в Коране написано, что существует более тысячи параллельных миров. Богу есть куда отправить нас с Того Света, вообще-то! Проверкой одиночеством можно назвать, наверное, пребывание в одном из пространственных миров — проверкой, когда ты в той или иной степени отделен от Бога. И, мне кажется, чем ниже измерение Мира, тем больше человек, живущий там, отделен от Бога. О, как трудно жить человеку, когда он одинок! О, как трудно противостоять соблазнам Чужого Бога, твердящего, что в этом пространственном мире, где ты живешь, есть один Бог — это ты (дурак!)! О, как трудно уклониться от чувств жадности и зависти! О, как трудно не забывать о Боге и Великих Законах Чистой Души, отголоски которых как искорки иногда вспыхивают в твоей душе!
О, как важно, как важно это, потому что тебя (дурака!) в этом пространственном мире испытывает сам Бог! Но… поймешь ты это только тогда, когда умрешь и вновь окажешься на Том Свете, где осознаешь, например, что как последний идиот в только что прошедшей трехмерной жизни квпил уже совсем не нужные здесь трехмерные деньги, копил как самый последний дурак, не прислушиваясь к отголоскам Того Света в душе… А ведь эти отголоски были, были, были… но не смогли пробиться через то, что ты (дурак!), оказавшись в неказистом трехмерном мире в состоянии одиночества и отделенное* от Бога, тут же (с дурости!) посчитал себя, чуть ли не Богом этого неказистого трехмерного мира. А ведь Бог, он един!!! Вообще-то!
Не надо забывать, что в этом мире нас испытывает сам Бог, чем периодически дает ему возможность «пойти на вольные хлеба», отправляя из уютного и совершенного Того Света в какой-либо пространственный мир (например, наш) в виде Духа, который должен вселиться в материальное тело и жить вместе с ним в отрыве от Бога, чтобы доказать, что ты — Человек — Даже в отрыве от Бога не забываешь того, что ты — Сын Божий, и, как Сын Божий, не можешь отступить.
Я поднял глаза на Свету и встретился с ее глазами. Они были чистые-чистые.
— Света! А ты чувствуешь себя одинокой? — спросил я.
Глаза Светы расширились, и она тихо проговорила:
— Всегда. Чуть-чуть.
Я снова опустил глаза и снова погрузился в размышления о Том Свете. Я уже понимал, что, наверное, нельзя жить все время под крылышком Бога на Том Свете; Бог этого не хочет, поскольку он создал человека как саморазвивающееся начало, в связи спить от главного принципа, вложенного в тебя — быть постоянным самопрогрессирующим началом, способным не просто отбыть это неприятное время (связанное с рождением, детством и старением), а способным менять в лучшую сторону этот пространственный мир, куда тебя заслали, менять этот мир… прежде всего, духовно.
Я вспомнил, что на похоронах многие люди говорят про умершего человека следующие слова: «Отмучился раб божий!». И в этом, на мой взгляд, есть своя истина — жизнь в нашем трехмерном мире можно назвать скорее мучением, чем радостью… по сравнению с жизнью на Том Свете… ведь самая лучшая жизнь — это жизнь под покровом самого Бога.
Но и на Том Свете Бог не позволяет человеку слишком долго нежиться в условиях прекрасной летучей жизни, он, этот неугомонный Бог — самое самопрогрессирующее Начало в мире — опять направляет тебя — Человека — в какой-либо пространственный мир, чтобы ты — частичка Бога — тоже самопрогрессировал, самопрогрессировал и самопрогрессировал. Ведь если не будет самопрогрессирования, то наступит успокоенность! А покой приводит к отсутствию прогресса, а отсутствие прогресса — это начало того, когда уже проглядывается бледное лицо духовной смерти, в сравнении с которой смерти, лицо страшной физическая смерть просто ничто.
Вечной смертью попахивает от покоя. Ведь Бог, осваивая Миры Пространств и многое-многое другое, стремится почему-то вперед и вперед, страстно стремится, созидая и созидая… нас с Вами, в том числе. И он, Бог, никогда не позволит, чтобы его дети, например мы, ушли в никчемную трясину покоя, — зачем нас тогда создавать-то было, не ради же того, чтобы мы жили слишком сладко…
— Я не хочу печенья, слишком оно… сладкое, — вдруг проговорил я, снова подняв глаза на Свету.
— Вы мне это уже говорили. Я его вам и не принесла… к чаю, — ответила Света.
— И не надо.
— Ну и ладно. Пусть будет без печенья.
— А ты, Света, думаешь с печеньем лучше, что ли?
— Да нет, Эрнст Рифгатович, я так не думаю.
— А с чего это ты о печенье-то?..
— Да это Вы сами начали о нем говорить.
— Да… вообще-то.
Я еще раз пристально посмотрел Свете в глаза. Мой взгляд ушел в глубины ее зрачков, ушел глубоко-глубоко, ужасно глубоко ушел куда-то туда… в глубины ее зрачков. И я вдруг почувствовал, что в самой-самой глубине ее зрачков, в… какой-то самой далекой глубине их, зрачков-то, протянулась светлая-светлая Любовь, да еще и самая светлая из всех светлых, ну прямо-таки беспредельно светлая Любовь, которую можно охарактеризовать как Любовь к людям вообще. Я понял, что любой человек может и способен любить людей вообще, но… эта необычная любовь к людям, включая любовь к согнутым в три погибели старушкам, брюзжащим старикам, орущим детям, красующимся своим телом идиотам и конкурирующим в красоте своего главного места пухляшкам, сокрыта так далеко, так далеко, что эта «даль» уходит аж в глубины Того Света, так и не проявляясь в нашем угрюмом трехмерном мире. Нелепо оно, как-то, выставляться чистому… в нашем грязноватом мире, а тем более выставлять самое сокровенное напоказ — засмеют ведь… знатоки жизни! Да и объяснишь разве им, «знатокам жизни», твердящим о бесконечной подлости людей, что… вообще-то… людей создала Любовь, та самая Любовь, которая как мерцающие искорки проглядывается в самой глубине зрачков, но… так редко выходит наружу, боясь замараться об этих «знатоков подлости жизни» и ожидая, вожделенно ожидая тех людей, кто, в отличие от «знатоков», смогут взглянуть в глаза другому человеку, выискивая в них, прежде всего, эти затаенные искорки Любви, Любви к людям вообще, которая идет напрямую от самого Бога и которая является самой мощной Энергией Мира.
— Любовь — это энергия! — подумал я, не сводя взгляда с глаз этой чистой девушки, и понимая, что она — эта молодая медсестра не успела еще утерять блеска в глазах, который определяется присутствием в человеке (и, прежде всего, в его глазах) Энергии Любви, идущей от самого Бога.
— Света, а что такое Любовь? — спросил я.
— Это… — запнулась Света.
— Это?..
— Это…
— Это… Энергия? — я пристально посмотрел ей в глаза.
— Да какая такая Энергия2! — встрепенулась Света. — Любовь есть Любовь… а как же еще?!