Уже много лет, после смерти старого доктора Томпсона, Лиз ходила к акушеру-гинекологу Эвери Маклину, который принимал обоих ее детей. Это был седовласый джентльмен средних лет, но его врачебные принципы и методы были гораздо современнее его манер. Он был изысканно вежлив и чересчур официален, однако знал толк в самых последних достижениях медицины.
Томми прекрасно было известно, как ценила врача его мама. И кроме того, он считал, что Мэрибет должна обязательно посетить врача.
Он записал ее на прием под именем миссис Робертсон и по телефону изо всех сил пытался подражать голосу своего отца, держа трубку в дрожащих руках, но говоря уверенным басом.
Сам он в ответ на вопрос регистраторши назвался мистером Робертсоном, сказав, что они только что, сразу после свадьбы, переехали в Гриннелл и его жена нуждается в консультации. Похоже, медсестра ему поверила.
— Но что я скажу ему? — в ужасе спросила его Мэрибет.
— Он и так все поймет, только взглянув на тебя. Зачем тебе что-то объяснять?
Томми пытался говорить уверенным и знающим тоном. Ему, по большому счету, мало что было известно о том, как протекает беременность. Он только помнил, как его мама ходила шесть лет назад в просторной одежде, много ела и часто отдыхала у себя в спальне; кроме того, совсем недавно по телевизору показывали фильм «Я люблю Люси», героиня которого в очередной серии объявила, что ждет ребенка.
— Что я скажу ему… об отце ребенка? — с беспокойством повторила Мэрибет.
Она понимала, впрочем, что Томми прав.
Она сама толком ничего не знала про свое состояние, и ей просто необходимо было поговорить с врачом.
— Скажи доктору то же самое, что ты сказала в ресторане, — посоветовал Томми, — что твоего мужа убили в Корее.
В ресторане пока еще никто не знал о ребенке, но ее рассказ о вдовстве ни у кого не вызвал бы лишних вопросов.
Мэрибет посмотрела на него испуганными, полными слез глазами и совершенно ошеломила Томми своим следующим вопросом:
— А разве ты со мной не пойдешь?
— Я? А… а если он меня узнает?
Он покраснел до корней волос от одной этой мысли. А что, если врач будет осматривать ее у него на глазах, как будто он знает то, о чем на самом деле понятия не имеет? Он представить себе не мог, что именно происходило в кабинетах гинекологов. И более того: что, если доктор все расскажет его родителям?
— Я не могу, Мэрибет… Я просто не могу.
Она молча кивнула, и по ее щеке скатилась одинокая слеза. Томми почувствовал, что сердце выскакивает у него из груди.
— Ну ладно, не плачь… Я что-нибудь придумаю. Я скажу, что ты моя двоюродная сестра… но тогда он наверняка расскажет моим родителям… — Он вопросительно посмотрел на нее в надежде, что она придумает что-нибудь получше. — Я не знаю, Мэрибет, может быть, нам сказать, что мы просто друзья, что я знал твоего мужа и просто подвез тебя?
— И ты думаешь, что доктор ничего не заподозрит? Я имею в виду, что я не замужем?
Они были похожи на двух детей, которые пытаются скрыть следы нечаянно совершенного проступка. Но это был очень серьезный проступок, и выбраться из этой ситуации было крайне сложно.
— Он ничего не узнает, если ты сама ему не скажешь, — твердо ответил Томми, пытаясь казаться спокойным.
Одна только мысль о том, что ему придется зайти в кабинет вместе с ней, приводила его в ужас. Но он не хотел, чтобы Мэрибет шла одна, и раз он пообещал составить ей компанию, он должен был это сделать.
Когда они ехали к врачу, нервы у обоих были напряжены до предела, и они почти не разговаривали. Томми было страшно жалко свою подругу, но он делал все возможное, чтобы помочь ей.
Он помог Мэрибет выбраться из фургона и пошел с ней к таинственной двери, изо всех сил стараясь не краснеть.
— Все будет хорошо, Мэрибет, вот увидишь, — прошептал он, когда они вошли в приемную.
Томми видел маминого врача только один раз — у роддома, куда они пришли с отцом навестить маму после рождения Энни. Он был слишком маленьким, и внутрь его не пустили.
Он помнил, как мама, стоя у окна, махала ему рукой и гордо держала его новорожденную сестренку.
При воспоминании об этом Томми едва не расплакался; сжав руку Мэрибет, не столько для того, чтобы успокоить ее, но чтобы успокоиться самому, он встретился взглядом с медсестрой, сидевшей за столом в приемной.
— Что вам угодно? — спросила она, глядя на юную пару из-за стекол очков.
Регистраторша понять не могла, что делают здесь эти дети — разве что встречают свою маму.
— Могу я вам помочь?
— Меня зовут Мэрибет Робертсон, — прошептала она почти беззвучно, не в состоянии поверить в то, что все-таки очутилась здесь. — Я записана на прием.
Медсестра еще раз окинула юную парочку подозрительным взглядом, проверила свои записи и кивнула.
— Миссис Робертсон? — удивленно переспросила она.
Может быть, эта молодая особа старше, чем она выглядит. И потом, она как-то слишком сильно нервничает.
— Да, — выдохнула Мэрибет.
Медсестра велела им подождать в коридоре и едва сдержала улыбку — она вспомнила его телефонный звонок. Это были явно новобрачные, почти еще дети. «Наверное, обстоятельства заставили их пожениться», — подумала она.
Они уселись в приемной и стали ждать, шепотом обмениваясь отдельными фразами, чтобы поддержать друг друга, стараясь не смотреть на сидевших вокруг них женщин с огромными животами.
Томми никогда не видел столько беременных одновременно, и это зрелище сильно его смущало.
Женщины говорили о своих мужьях и детях, листали разложенные на столиках журналы, некоторые вязали.
Когда доктор Маклин наконец пригласил их в кабинет, и Мэрибет, и Томми вздохнули с облегчением. Он обратился к ним как к мистеру и миссис Робертсон, и Томми не сразу спохватился, что не поправил его.
Но доктору и в голову не могло прийти, что перед ним не супружеская пара. Чтобы заполнить медицинскую карточку, он стал задавать самые обычные вопросы — спросил их, где они живут, где они родились и как долго женаты.
Мэрибет нерешительно посмотрела на врача и покачала головой.
— Мы не женаты… я… это… в общем, Томми просто мой друг… мой муж погиб в Корее, — вымолвила она и, немедленно пожалев о своей лжи, тут же честно призналась жалобным голосом:
— Я не замужем, доктор. У меня пять месяцев беременности… и Томми посоветовал мне обратиться к вам.
Доктора тронуло, что она защищает своего друга — это было благородно и необычно.