У нее было чувство, что, если она покинет Энни хотя бы на минуту, битва за ее жизнь будет проиграна. Нет, она не отпустит ее во тьму без борьбы — она вцепится в нее, удержит и отобьет ее у смерти.
— Мы любим тебя, детка… мы все так тебя любим… папа, и Томми, и я… ты должна проснуться… ты должна открыть свои глазки… давай, мое солнышко… давай… я знаю, что ты можешь. Ты обязательно выздоровеешь… Это просто коварный вирус… но ведь ты его победишь, правда? Давай, Энни… давай, котенок… пожалуйста…
Она часами без устали разговаривала с находящейся в беспамятстве дочерью и даже к вечеру отказалась выйти из палаты. В конце концов Лиз все же села на предложенный стул, по-прежнему держа Энни за руку.
Лиз то молчала, сгорбившись у постели девочки, то снова начинала говорить с ней, и Джон все чаще и чаще выходил в коридор, не в силах вынести этот кошмар.
Вечером медсестры увели из палаты Томми, потому что мальчик был не в себе — видеть, как мама умоляет сестру вернуться к жизни, а та остается безмолвной и безжизненной, было выше его сил. Видя, что происходит с отцом и матерью, он не мог справиться со своим отчаянием. Томми стоял рядом с кроватью и всхлипывал, а у Лиз не хватало сил успокоить его. Минуту они постояли обнявшись, а потом он дал себя увести. Энни мать была нужнее. Оставить девочку она боялась даже на минуту, а с Томми она поговорит позже.
Следующий час казался вечностью. Энни вдруг издала слабый стон, и ее ресницы вздрогнули. Лиз показалось, что она вот-вот откроет глаза, но этого не произошло. Вместо этого девочка снова застонала и слабо сжала руку матери.
Затем она разлепила веки, как будто просто проснулась дома от обычного сна, и посмотрела на маму ясным взглядом.
— Энни? — прошептала Лиз, потрясенная и взволнованная. В ее сердце затеплилась надежда на лучшее.
Знаком она подозвала Джона, который вернулся в палату и стоял у дверей.
— Здравствуй, моя дорогая девочка… Папа и я здесь, и мы очень тебя любим.
Джон подошел к кровати, и теперь они стояли по обе ее стороны. Малышка не могла повернуть голову, но было ясно, что она видит родителей и узнает их. Она выглядела сонной и слабой, на мгновение девочка снова закрыла глаза, а затем медленно открыла их и улыбнулась.
— Я вас тоже люблю, — еле слышно произнесла она. — А где Томми?
— Он тоже здесь.
По щекам Лиз текли слезы. Она поцеловала девочку в лоб, понимая, что, может быть, это последняя возможность показать дочери свою любовь. Джон тоже не мог удержаться от слез. Они слишком сильно ее любили, и он готов был отдать все, только бы спасти свою малышку.
— Люблю Томми… — едва слышно сказала Энни, — и вас очень люблю…
Лицо ее, такое милое и нежное, осветила ясная улыбка. С разметавшимися по подушке светлыми волосами, большими голубыми глазами, казавшимися неестественно огромными, Энни выглядела такой хорошенькой, такой родной! Она улыбалась родителям так, будто знала какую-то неведомую им тайну.
В палату вошел Томми и сразу же увидел, что сестренка пришла в себя. Она взглянула в изножье кровати и улыбнулась брату. Он подумал, что это признак выздоровления, и вздохнул с облегчением.
А Энни, словно бы почувствовав, что уже сказала самое важное, почти беззвучно выдохнула:
— Спасибо… всем вам…
Она закрыла глаза и снова провалилась в сон, измученная разговором.
Томми вышел из палаты радостным, но Лиз с трепетом чувствовала, что тут что-то не так, что это не признак улучшения. Она смотрела на дочь и с ужасом сознавала, что та ускользает от них в неведомый мрак.
Подаренный им судьбой ребенок безвозвратно уходил от них. Ее у них забирали. Энни пробыла с ними так недолго, что теперь Лиз казалось, будто эти пять с половиной лет пролетели, как один миг.
Она держала Энни за руку и не отрываясь смотрела на нее, а Джон в волнении мерил шагами палату. Томми задремал на стуле в коридоре, обессиленный событиями этого бесконечного дня.
И около полуночи Энни покинула их навсегда. Она больше не открывала глаз. Она больше не просыпалась. Энни сказала им все, что нужно было сказать… сказала каждому, как она любит его… и даже поблагодарила их…
Им только оставалось в ответ поблагодарить ее. Спасибо тебе… за пять чудесных лет… пять коротких, незаметно пролетевших лет… спасибо тебе за яркую маленькую жизнь, подаренную нам так ненадолго.
Лиз и Джон были рядом с дочерью, когда она умерла; они держали ее за руки — не для того, чтобы не пустить ее во тьму смерти, но чтобы поблагодарить за все, что она дала им.
Они знали, что не могут помешать ей уйти из жизни, — они просто хотели быть с ней до самой ее смерти.
— Я люблю тебя, — прошептала Лиз в последний раз, когда дыхание девочки остановилось. — Я люблю тебя, — эхом повторила она.
Энни покинула их, улетела на крыльях ангелов. Небеса забрали свой дар обратно. Энни Уиттейкер стала духом.
А ее брат, ни о чем еще не зная, спал в коридоре, вспоминая ее и думая о ней, и сердце его переполнялось любовью, как и у его родителей. Ему снился день накануне Рождества, когда они с сестрой, лежа в снегу, изображали ангелов — и теперь она действительно стала одним из них.
Смесью боли, чувства безвозвратной потери и тихой скорби стали для них похороны любимой Энни.
До Нового года оставалось два дня. Пришли все их друзья и друзья Энни, их родители, школьные учителя и воспитатели из детского сада, помощники и служащие Джона, однокурсники Лиз.
Уолтер Стоун тоже пришел. Он сказал безутешным родителям, что не может простить себе того, что не приехал в тот рождественский вечер, что позволил уверить себя в том, что это только простое детское недомогание, — а он не должен был этого делать.
Впрочем, он признался, что вряд ли смог бы чем-нибудь помочь даже накануне рокового дня. Большинство заболевших менингитом маленьких детей умирали.
Лиз и Джон просили его не упрекать себя, однако сама Лиз простить себе не могла, что не позвала доктора сразу же, как только заметила у дочери первые признаки недомогания.
Джон точно так же корил себя за свои слова о том, что не стоит беспокоиться по пустякам.
Они оба с тяжелым чувством вспоминали о своей ночи любви. Они получали удовольствие в объятиях друг друга, в то время как их малышка металась в своей кроватке в жару.
И Томми, которому было не в чем упрекать себя, тоже чувствовал свою ответственность за ее смерть, хотя в этом не было его вины, так же, как и вины его родителей.
Как сказал в тот печальный день священник, Энни на короткое время стала даром для каждого из них — маленьким ангелом, которого послал к ним Бог, нежным другом, научившим их любви и сделавшим их ближе друг к другу.