В доли секунды Генералов понял это и, что-то там внутри разрывая в себе, не обнял в ответ, а отстранился! Наверное, это движение стоило ему нескольких лет жизни!
Но он отстранился!
Глашка почувствовала его напряженность, холодную скованность, почувствовала, как он сделал еле уловимое движение, разъединяющее их, и шарахнулась назад!
О господи! Ему что, неприятно?!
– Извините, – пролепетала Аглая, чувствуя себя полной идиоткой и страдая его отвергнутостью.
Глаше некуда было деть руки, и она, сцепив ладони в замок, опустила их впереди – ужасный, нелепый жест, как и то, что она умудрилась сделать! Зачем она только сунулась с ним обниматься?!
– Ну… вот… – не зная, куда деться со стыда, мямлила она. – Эм-м… Да.
О господи, что ей делать?!
Делать ей хотелось сразу две вещи – бежать и плакать! Бежать со стыда и от отчаяния – этого она никогда не делала и плакать не умела! Все случается когда-нибудь первый раз.
– Да… – повторила она, пресекая трусливые порывы. – Ам-м… мы с Колей хотели пригласить вас на…
Она сделала ошибку: посмотрела ему в глаза и забыла сразу и напрочь, куда и зачем они хотели его пригласить и что надо говорить! Он смотрел на нее так, словно преодолевал в себе что-то мучительное…
– Пригласить… – спокойным тоном предложил продолжить мысль Глеб Егорович.
– Да! – повторила в третий раз Глашка и еще раз. – Да… На обед! – радостно и громко оттого, что вспомнила и немного пришла в себя, заявила она. – На торжественный обед! Поблагодарить, поговорить…
Генералов вынул одну руку из кармана брюк, чуть наклонив голову на бок, отвел от Аглаи глаза и почесал бровь…
А Глашка застонала про себя – от этого движения, немыслимо эротического, у нее все сжалось внутри, особенно во всех правильных женских местах – ей казалось, она умрет прямо здесь! Как же непередаваемо красиво он это сделал!
– Вы придете? – придушенно просипела она с надеждой.
Генералов послал мысленно все в такие далекие дали, какие только возможно – в конце-то концов, не мальчик же, – и прямо спросил о главном, мучавшем его:
– Коля ваш жених?
– Н-нет, – даже растерялась она, он увидел эту ее растерянность во взгляде. – Он мой друг. Единственный. Самый близкий. С детства, с интерната. Как брат, – пролепетала удивленная и сбитая с последнего, только что с трудом обретенного толку Аглая.
От этого тоже, пожалуй, можно помереть! От облегчения, радости, рванувшей по артериям молодой шипучей кровью, от…
Так! Стоп!
Первый раз Глеба Егоровича Генералова навестил вопрос насущный номер два! А что Аглая испытывает к нему? Благодарность? И все? Раньше такие вопросы и сомнения его не тревожили!
Да на хрен! Это его женщина! Он вспомнил тот ее взгляд в аэропорту, серо-голубые глаза, смотревшие так, словно он единственный любимый, которого судьба отрывает от нее, – обещающие, родные, самые родные и единственные глаза…
Он шагнул к ней стремительным движением, обнял еще в движении, приподнял над полом и поцеловал…
О, Господи, Господи, господи!!! Благодарю тебя!
Душой, телом, мыслями, будущим счастьем, поцелуем он соединился с ней!
Нет ничего на свете – только этот момент, только эта, ЕГО, женщина в его руках и этот выстраданный поцелуй!
Глеб Генералов понятия не имел, что столько может быть в одном поцелуе – и эротики, и обещания будущего счастья, и единения, и горечи прошлых лет, и… и жизни!
Он целовал Аглаю, как пил из божьего источника, и всем нутром, и высшим таинственным, и непонятным нам, простым смертным, чувствовал, что она разделяет с ним в одинаковой мере весь этот значимый, самый важный в их жизни, благословенный поцелуй!
Его просто вышвырнуло за пределы быта обыкновенного, как только он прижал ее к себе, как только коснулся ее губ!
Но он нашел в себе силы прервать поцелуй, откинул немного голову назад, так и не выпуская Аглаю из рук, заглянул в эти ставшие бездонными серо-голубые глаза и предупредил:
– Я не смогу тебя отпустить!
– Никогда! – сказала она тихо, глядя на него потусторонними, невероятными, счастливыми и немного грустными серо-голубыми глазищами. – Никогда не смей отпускать меня! Никогда!
Генералов застонал от чувства освобождения, любви, радости, от того, что исполнились самые смелые и невозможные обещания, – прижал ее еще крепче, вернулся в поцелуй…
И, не осознавая ничего вокруг, как-то умудрился зайти с Аглаей в дом, на дальнейшее продвижение не было ни сил, ни необходимости, и они оказались на полу и срывали друг с друга одежду, ничего не говоря, не прерывая поцелуев…
И он, уже теряя рассудок, готов был войти в нее, но в самый последний миллиметр, в предвещающую долю секунды она вдруг распахнула глаза и потребовала странным, каким-то низким голосом:
– Подожди!
Он остановился! Он был уже у ворот их одного на двоих рая, их первого, самого прекрасного соединения, но смог остановиться, только застонал болезненно, уперся лбом в ее лоб и натужно спросил:
– Ты смерти моей хочешь?
– Нет! – как-то слишком серьезно ответила она.
Взяла его обеими ладошками за голову, отодвинула от себя, заглянула в глаза так, что они слились взглядом, и сказала тоном, голосом откуда-то оттуда, где начинается и закачивается Бог:
– Я люблю тебя.
Генералов прорычал что-то горлом, сердцем и, не разрывая этот их взгляд глаза в глаза, вошел в нее!
И очутился в своем индивидуальном, личном раю!
Он не помнил весь процесс, его выкинуло, выдернуло, в тот момент, когда они оба одновременно достигли одной на двоих вершины и орали во все горло вдвоем! И куда-то летели…
И только краем сознания он скорее почувствовал, чем услышал свою последнюю мысль: «Благодарю тебя, Боже!»
Наперекор утверждениям всех ученых – медиков, химиков, психиатров и остальной заумной братии, Генералов пришел в себя первым.
Он посмотрел на Аглаю, лежавшую абсолютно расслабленно в его объятиях в полубессознательном состоянии, с божественной улыбкой на губах, и совершенно счастливо подумал: «У нас так будет всегда!»
И принялся целовать ее лицо благодарными маленькими поцелуями, пока не осознал, что лежат они на полу в прихожей. И страшно расстроился – первое соединение с любимой женщиной, и на полу!
Глеб грациозным, неуловимым движением, чувствуя себя совершенно молодым, поднялся, взял ее на руки и, не отрываясь глядя на ее счастливое лицо, перенес Аглаю на диван в гостиной.
– Почему ты решил, что Коля мой жених? – не открывая глаз, спросила она.
– Я не решил, я знал, – ответил непонятно Генералов.