– Я рассказала, Кать, и именно тем, кто занимается подобными делами. Пугать меня обращением в милицию не надо и увлеченными друзьями тоже, поверь, хуже будет только для них.
Подошла официантка, Аглая расплатилась по счету и начала подниматься со стула.
– Стрельникова, – ухватила ее за руку Катя, – ты заплатишь мне до копейки, иначе это плохо для тебя закончится! У меня есть большое желание отправить тебя в такой же бордель! И я знаю, как это сделать!
– Кать, – сняв ее ладонь со своего запястья, хладнокровно ответила Аглая, – не надо мне угрожать, честное слово. Ничего хорошего ни для тебя, ни для твоих знакомых из этого не выйдет. Не повторяй своих ошибок и, прежде чем угрожать кому-то, для начала выясни, что это за человек и какие у него связи. Удачи тебе.
Про связи и все прочее это Глашка со значительным видом специально наговорила – какие там знакомые и связи! – но уж больно не хотелось разбираться с необдуманными поступками Кати Куницыной и ее горячей жаждой мести. Вполне понятной жаждой мести, только адресованной почему-то Аглае.
Глаша возвращалась домой под сильным впечатлением от этой встречи.
Она давно научилась не удивляться выкрутасам человеческой психики, некоей вывернутости наоборот, еще в интернате заметив странную способность некоторых людей находить виноватых там, где он сам наворотил черт знает что.
Была у них такая девочка – Ира Левыкина, первая и самая ярая припевала Марины Бойкиной. Вот эта Ира каждый раз, когда проваливалась их очередная каверза, подстроенная Аглае, и им доставалось от преподавателей и тренеров, так яростно, от всей глубины души обвиняла Глашу:
– Это ты виновата! Это все из-за тебя!
– Но не я же прибила свои шиповки гвоздями, – резонно замечала Аглая. – И не делала что-то иное: не подпиливала ножки стула, не засовывала себе в постель ужа, не собирала вшей у бомжей и так далее.
– Это ты должна была… – далее по списку: сесть на этот стул, обуть эти шиповки… – Это тебе должно было быть плохо, а не нам! Это ты виновата, что нас застукали!
– А вы не пробовали не делать гадости, может, тогда никто бы вас не застукивал? – предлагала, как вариант, Аглая.
Диалог с Ирой изначально был бесполезен по причине ее глубокой убежденности, что во всех ее неприятностях виновата Аглая или кто-то еще.
Глашка не обижалась, а вскоре и удивляться перестала, жалела про себя эту Иру, подозревая, что та немного туповата и как-то не в себе. А по мере своего взросления обнаружила, что людей, мыслящих так же, как Левыкина, много. Очень много.
И что, на всех обижаться? Да запаришься! Тем более что именно эти люди, видящие вокруг только виноватых в своих неудачах и последствиях их же собственных проступков, и получают в конечном итоге трындюлей от жизни.
А вот сейчас Глаша почему-то расстроилась, и Катьку эту жалко было…
В таком вот подавленном настроении она вернулась домой и рассказала об этой встрече Григорию Павловичу. Дед выслушал внимательно и поделился своими размышлениями, очень созвучными ее собственным выводам:
– Знаешь, то, что она все время своего заточения жила надеждой отомстить, – это хорошо. У нее была сильная мотивация не сдаться и выжить. А вот то, что эта мстительность направлена на тебя, – это от скудоумия. Но, увы, даже неглупые люди упорно не желают нести ответственность за свою жизнь. За свои поступки, слова, действия! Всегда находятся некие непреодолимые препятствия, мешающие сделать что-то стоящее в жизни, а мог бы и это, и это, и вот чего достичь – я ж вон какой умный молодец, – но обстоятельства! И обязательно найдутся виноватые во всех житейских неудачах! Вот, казалось бы, эта Катя, уж страшнее урока, чем ей преподнесла жизнь, и не придумаешь, и что? А ничего не изменилось! Она даже не понимает, что сама, своими действиями и словами притянула себе этот ужас и расплачивалась за глупость! Людям свойственно обвинять в своих неудачах других. Кого угодно, но только не себя! И такого инфантилизма с каждым годом в нашей стране становится все больше и больше! И что меня особо настораживает и пугает, это то, что у молодого поколения невероятно сильно развит этот потребительский инфантилизм: «Сделайте что-то со мной и за меня!» Не сделаете, значит, вы и виноваты! Поэтому я такой неудавшийся, это же вы за меня ничего не сделали! И это очень агрессивная позиция, они не плачут, они обвиняют! Катю твою бесконечно жалко, но думаю, на этом ее жизненные неприятности не закончатся. Если ей и этого урока мало, то, боюсь, следующий урок, который она получит, будет совсем суровым!
– И что, она пыталась вытребовать у тебя денег? – спросил Генералов.
– Пыталась, – усмехнулась Глашка, вспомнив. – Прислала к нам домой парочку юношей с трудным криминальным прошлым поговорить за денежные претензии.
– И?.. – ожидая нечто интересное, поторопил вопросом Генералов.
– Дедушка был дома один, – развеселилась Глашка. – К тому моменту, когда я вернулась с работы, молодые люди сидели на полу временно обездвиженные, а Григорий Павлович читал им вслух «Бесов» Достоевского. Судя по выражению их лиц, слушали они его с тщательным вниманием. Часа через полтора мальчиков дед отпустил и напутствовал наставительной речью о человеческой глупости и неумении отвечать за свои поступки. Прониклись, даже прослезились, пообещали подумать. С тем и отбыли. Более нас с дедушкой никто не беспокоил.
– Великий человек! – усмехнулся Глеб.
– Он это умеет! – подтвердил Коля. – Однажды всю ночь читал мне Канта, пока к утру я не взмолился о пощаде, пообещав делать все, что он скажет! И на следующий день началась моя реабилитация.
– А что стало с этой Катей, ты не знаешь? – спросил Глеб у Аглаи.
– Нет. Не знаю, да и не очень хочется, – и оживилась: – А про Ахмеда этого ты в курсе?
– Да, слышал, что против него открыли уголовное дело. И вроде Интерпол там поработал, – кивнул Глеб. – Но пока идет следствие, и неизвестно, чем оно закончится. Могут и пардону попросить у уважаемого человека.
– Все! – взмолилась Глашка. – Хватит про эту египетскую историю! Ну ее совсем! Идемте лучше прогуляемся до церкви, а то я до нее так и не дошла, а она такая красивая!
За день до свадьбы выяснилось, что Генералову Глебу Егоровичу завтра утром срочным порядком надо уезжать, что-то там чрезвычайно важное сделать для любимого государства.
Нормально? А денек-другой государство потерпеть не может?
– Не может, Глашенька, – расстроил ее окончательно Генералов.
– Господин Горбонос теперь может считать себя полностью отмщенным и реабилитироваться в собственных глазах и глазах знакомых, – вздохнула печально Аглая. – Беглая невеста сама окажется брошенной у алтаря.
– Не окажется, – уверил Глеб. – Иди, собирайся, в загс сейчас поедем.
– Посмотрим, как проходит мероприятие у других? – уточнила смысл распоряжения Аглая.
– Нет, – усмехнулся Генералов. – Примем непосредственное участие. Я созвонился и договорился, нас распишут через два часа. Вызывай срочно Колю и Григория Павловича.