Он не знал, что это за мужики и какие у них отношения с Натальей, и уже ругал себя за несдержанность, может, они просто знакомые или коллеги, а он о делах непростых Натальиных.
Этот спор с Натальей они вели уже давно, еще когда она развелась и приехала к маме. С тех пор он пытался каждый раз ее переубедить.
Вот опять не сдержался.
— Все, тема закрыта! — твердо сказала она.
— Ладно, Ринкуша, извини. Мне пора, жду звонка для общего сбора.
Сергей встал, поцеловал Наталью в щечку, пожал мужчинам руки и ушел.
Антон понял, что сейчас ее бесполезно расспрашивать, и перевел разговор на другую тему:
— Так почему Ринк? Поэтому ты так удивилась, когда мою фамилию услышала?
— Конечно!
Наталья была ему благодарна за то, что он ушел от щекотливого вопроса, и стала рассказывать о детстве, их компании, о рыцаре Ринке и о своей роли вечной принцессы. Увлекшись, она показывала в лицах, что они вытворяли, вспоминала самые смешные случаи.
Антон с Мишкой смеялись от души, так здорово у нее получалось.
Михаил слушал ее и смотрел на них с Ринком. Он все понимал: что это то, настоящее, о чем может только мечтать нормальный мужик, — эта женщина и полное совпадение, понимание, приятие. Было видно и совершенно ясно, что и в постели они идеально совпадают и счастливы.
Он почувствовал себя лишним, не то чтобы лишним, а как бы вне их.
Они были одно целое, даже не дотрагиваясь друг до друга — они все время были вместе.
Он искренне радовался за Ринка — Антон, как никто другой, заслужил такое, и… завидовал, по-хорошему, по-человечески, по-мужски.
Ему вспомнилась вся его холостяцкая жизнь.
Девочки, редкие, но бывающие, ну куда же деваться, он ведь нормальный здоровый мужик. Когда просто секс — без улетания, без единения, отстраненный и пустой.
И утро с претензиями, намеками, требованиями со стороны женщин, его полное внутреннее безразличие и внешнее джентльменство: конечно позвоню, конечно встретимся — все конечно! Редкие одуряюще-изматывающие ночные страсти с женщинами-вамп, до полного отключения тела. И опять утром полное «не хочу» — ни видеть, ни общаться, ни даже разговаривать, и вынужденное джентльменство, а куда деваться-то!
И глубоко внутри себя спрятанная, запретная надежда — своя, единственная, родная женщина, когда все пополам: и утра, которые сейчас он ненавидел, когда ты целуешь ее, спящую, и счастлив до повизгивания, что она рядом; и ленивые выходные, обнявшись, молча, потому что все главное говорится не словами; и ночи до полного отключения, потому что все отдал ей, а она тебе; и радость приезда домой после работы; и полное совпадение во всем — в любви, в жизни, в юморе, в детях.
Ему вдруг захотелось напиться до потери сознания, чтобы скинуть жалость к себе и ожидание кого-то, чего-то, загнать назад под запрет мечты, к которым дали повод Ринк с Натальей.
Но над всем этим нытьем преобладала радость за них и благодарность, наверное, Богу, за то, что увидел: такое все-таки есть, есть такая женщина, есть такие отношения.
Наперекор всем его невериям — такое есть!
Под общий смех Наталья закончила рассказ, а под ее истории они справились с едой.
— Ладно, командир, поеду селиться в гостиницу, вечером увидимся. Береги девушку, а то уведу — больно хороша! — Он наклонился и поцеловал Наталье ручку. — Можно я буду называть вас Ната?
— Конечно! А можно я не буду называть вас Дуб? — веселясь, спросила она.
— Я вполне согласен на Михаила. Я хотел спросить: у вас сестры нет, такой же замечательной, как вы?
— Есть, и она более замечательная, чем я, и мать четверых детей! Потянете? — рассмеялась Ната.
— И здесь опоздал! — вздохнул наигранно Дуб. — Пойду напьюсь, всех лучших девушек разобрали, что остается старому солдату!
— Ну почему же всех, какие-то еще остались. У меня много подруг, хотите, познакомлю? — продолжала веселиться Ната.
— Познакомиться хочу, жениться не обещаю!
— Все, иди, жених, селись! — Антон протянул Мишке ключи от машины. — Вечером встретимся.
— Ухожу, ухожу! — И, махнув рукой, он пошел к выходу.
Наталья проводила его взглядом и задумалась.
Он был похож на Антона, не внешне, а, как говорится, одного поля ягоды. Двигался так же, ходил, такое же спортивное телосложение, подтянут, чуть ниже Антона ростом, волосы темные, коротко остриженные. У него была очень обаятельная улыбка, когда он улыбался, появлялась ямочка на правой щеке, делая его моложе, похожим на хулиганистого мальчишку.
— О чем задумалась, Ната? — спросил Антон.
— Мне твой Мишка понравился. И за тебя горой, вон как меня проверять стал!
— Это он по привычке, — усмехнулся Антон.
— У него нет семьи?
— Нет, он сирота из детдома. Ни родных, ни близких. Я да мужики из его бывшей «команды» — вся семья.
— Он очень одинок, хотя хорошо это скрывает.
— Нам вообще с семьями было сложно. У моих ребят мало у кого есть семья, наша служба с этим трудно совмещалась.
Наталья понимала, что им действительно было непросто с их профессией иметь семью. Сколько же должно быть любви и терпения у той женщины, которая с таким мужчиной рядом, когда он служит.
И дело свое сами начинали, а это тоже полная отдача, надо со всеми потрохами находиться в работе, ежеминутно, иначе ничего не выйдет.
У Антона зазвонил телефон, он ответил, слушал внимательно, глядя куда-то на море. «Задание» никуда не делось, а она как-то расслабилась и про него забыла.
— Ну, что там? — спросила Наталья, когда он закончил разговор.
— Пока все тихо, загорают. Ох, чувствую я, что-то сейчас завертится.
— А как мое предположение?
— Подтвердилось полностью, я же говорил, ты у меня гений!
Он рассказал ей, не вдаваясь в детали, про оружие.
— Я сегодня над этим думала, и у меня возникли вопросы и некоторые мысли!
— Говори, говори, ты же умница, помоги дяде Ринку что-то нащупать! — воодушевился Антон.
Он обнял ее и поцеловал в лоб.
— Давай вместе подумаем, — сказала Наталья, убирая его руки от себя, — не отвлекай меня. Когда ты меня трогаешь или целуешь, я сразу соображать перестаю!
— Меня это несказанно радует и повышает мое мужское самомнение! — ответил он, но все-таки отодвинулся от нее.
— Вот смотри, — начала свои рассуждения Наталья. — Они не первый раз камуфлируются. Так?
— Так. — Антону хотелось ее обнять, но он заставил себя сосредоточиться и не мешать ей рассуждать.