– Это не чау-чау, – холодно сказал Мастер, не двигаясь с места. – Это кавказская овчарка. Отпусти ее, пожалуйста.
– Я же тебе говорила, что это не чау-чау! – сказала, подходя, симпатичная мама лет двадцати пяти, дорого и безвкусно одетая. – Извините, молодой человек, – бросила она небрежно, отдирая ребенка от собаки. Карма, казалось, сейчас упадет в обморок от пережитого стресса. Опустив хвост, она нетвердой походкой отползала к хозяину.
– Очень красивая у вас собака, – заметила мамаша, стоически не обращая внимания на возмущенный писк детеныша, у которого отняли игрушку. – Прямо как игрушка. И добрая. А что, она вообще не кусается?
– Она смертельно опасна, – гордо сообщил Мастер.
– Никогда таких не видела, – сказала мамаша, недоверчиво глядя на Карму. Смертельно опасное животное жалось к хозяйской ноге, судорожно хватая пастью воздух, и по-прежнему не задирало хвоста.
– На них мода уже прошла, – светским тоном объяснил Мастер, суя Карме под нос кусочек «пищевого подкрепления» – дорогого импортного собачьего лакомства. Собака чуть оживилась и мягко, одними губами приняла заслуженную награду. – И потом, это довольно редкий для Москвы тип кавказца – горный. Тут все больше степные, голенастые такие, высокие. Поэтому дети, бывает, ошибаются. Им ведь нравятся чау, плюшевые мишки. Только я бы вам советовал и к настоящим чау-чау близко не подходить.
– Хай! – поздоровались сзади голосом Игоря, и к Карме подлетел здороваться симпатяга Беллью.
– Салют, – сказал Мастер, оборачиваясь.
– Ой, страшила какая… – пробормотала мамочка, вновь оттаскивая ребенка и давая поспешно задний ход. – Ну, извините еще раз, молодой человек…
Мастер церемонно поклонился ей вслед.
– Вот так-то, – заключил он, в двух словах описав Игорю ситуацию. Тот завистливо рассматривал Карму, которая уже очухалась и вместе с Беллью, радостно лая, гнала от куста к кусту низко летящую ворону. Хвост у Кармы снова торчал кверху, победно развеваясь. – Ты вот меня спросишь, почему я ей не сказал, что с такого ребенка глаз нельзя спускать, если вблизи собаки…
– И спрошу.
– А потому что без толку. – Мастер с усилием провел ладонью по глазам. – Эта девица по жизни ни на что не годна – просто еще один потенциальный труп. Она сначала делает, а потом думает. И из ребенка вырастит такое же, как сама, пушечное мясо. Тупое, упертое, самовлюбленное, бескультурное пушечное мясо. Совершенно бесстрашное, потому что ему ума не хватит понять, что такое боль и какова истинная ценность жизни. И поэтому – запросто способное убить… Всегда уверенное в своей правоте… Считающее, что если чего-то не может быть никогда, то этого никогда быть не может…
– О чем ты? – спросил Игорь почти шепотом. Ему вдруг стало не по себе. Нормальная реакция человека, к которому Мастер повернулся своим больным местом. Только охотники знали, что Мастер так остро переживает отвлеченные, казалось бы, проблемы. А для него это было нормально, потому что, как наложить лубок на сломанную лапу, – это он знал, а как сделать тупой разум острым – нет.
Всегда его волновали только те вопросы, на которые он не знал ответов. Именно поэтому умный Генерал в свое время обещал уйти в отставку, если руководство Проекта утвердит Мастера старшим Школы. «Или я ему эти глаза его проклятые выколю!» – пообещал Генерал. Но Мастеру не нашлось альтернативы, и Генералу приказали справиться с эмоциями. Некоторое время Генералу казалось, что он справляется – и с эмоциями, и с Мастером. Потом выяснилось, что это Мастер справился с Генералом. Сменить Генерала было глупо – пропал бы опытнейший менеджер. А сменить Мастера было страшно – он всего за год командования так гениально развалил Школу, что держалась она только на одном – самом Мастере. Убери его – и охотники могут повернуть оружие против тех, кто их породил. Такого развития событий не предполагал ни один из аналитиков Проекта. Выдвигая Мастера, они особенно рассчитывали на то, что его невозможно зомбировать, а значит, Школа всегда будет именно в его руках. И, манипулируя Мастером, именно Проект всегда будет контролировать Школу. Никто третий – ни тварь, ни сенс – не сможет незаметно овладеть Школой, покопавшись в голове старшего охотника. Старательно изучив файл Мастера, разработчики так и не додумались, что этим третьим может стать он сам. Как и все сотрудники Проекта, они просто не в состоянии были такое себе представить. Выступить против этой махины мог только самоубийца. Проекту не сопротивляются. Проект – это жизнь. Кто бы мог подумать, что Мастеру жить надоест… Но он еще и так все повернул, что просто взять и убить его стало невозможно. Ничего специально не планируя, опираясь только на интуицию – что было доказано, – он стал проблемой, на решение которой нужно было положить несколько лет.
Впервые за историю Проекта возникла глупейшая ситуация. До этого Проект прошел сквозь все политические и экономические кризисы почти без потерь. А теперь элементарный сбой в кадровой работе поставил под вопрос надежность подразделения, допущенного к топ-секретной тематике. Один-единственный человек оказался той самой каплей бензина, сделавшей концентрацию паров взрывоопасной. И именно ему нельзя было в случае чего стереть память. Он мог только умереть.
Но сначала он должен был собственными руками вырастить себе полноценную замену.
Он мог это сделать. Сам того не желая, он перекраивал под себя любого, кто ему действительно нравился и кому нравился он сам.
Бессознательно, невольно люди копировали Мастера в самом главном – подходе к решению вопросов. Он заражал спокойствием, близким к пофигизму. Заражал потому, наверное, что в этом он был настоящий мужчина – просто герой экрана. Умение держать себя в руках было самым ярким его мужским качеством. А самым незаметным – умение обходить любое противодействие, делать все по-своему. Да так, что оппоненты разевают рты и матерятся лишь тогда, когда поворачивать оглобли уже поздно.
В остальном Мастер мог быть плох – и частенько бывал. Пижон, трепло, зануда, нытик – таким его в Школе тоже знали. Но только в Школе. Поэтому на Игоря Мастер своим внезапным откровением произвел впечатление просто неизгладимое. Игорь решил, что ему приоткрыли душу. А Мастер всего лишь использовал спонтанный прорыв злобы, чтобы получился хороший тест, – сможет ли мальчик верно понять слова и глубоко прочувствовать эмоцию. Мастер развлекался. А мальчик влюбился в Мастера еще крепче. Зачем это Мастеру было нужно, он сам не знал – брать Игоря в Школу не имело смысла. Школа – заповедник отщепенцев. Из нее уходят либо под землю, либо в отставку, то есть на менее опасную работу в секторе прикрытия. Но ты все равно остаешься в Проекте. Воли тебе не видать. Зачем такая кабала тому, у кого все в жизни гладко? А у мальчика было именно так. Папа, мама, собака, институт – стандартный набор респектабельного молодого человека.
Было – да сплыло. За окном валил снег. «Старик, умоляю, выведи до кучи и моего крокодила – хоть на пять минут». – «Что такое, заболел?» – «В натуре помираю, отравился чем-то». – «Это ты несвежей водки попил». – «Да если бы!» – «Ладно, сейчас зайдем, только вечером я работаю, так что…» – «Да вечером он уже на даче будет, предки едут на выходные, заберут с собой. Я, как оклемаюсь, тоже к ним рвану…» – «Ну, хорошо. Только ты ему внушение сделай». Какое там внушение… С Кармой и Мастером Беллью был готов топать если и не на край света, то во двор – точно. Крокодилы чудесно побегали и даже чуть не поймали какую-то примороженную ворону, которая потом долго выкрикивала им вслед свои вороньи непристойности с безопасной высоты. Мастер завел машину, включил печку и загнал Карму на заднее сиденье. И, молясь, чтобы под ноги не попалась немецкая овчарка с шестого этажа, повел Беллью домой. Он уже привык к этому красивому псу и все боролся с желанием его погладить. Негоже гладить чужую собаку. И бить негоже. И любовь, и злобу выказывать собаке может только хозяин. Неважно, что это за собака – южак или болонка. Мастер поднимался с Беллью в лифте и вспоминал историю, прославившую Игоря на всю Москву. Как-то к парню на улице подошла тетка с болонкой и спросила: «Простите, молодой человек, а что это у вас за порода?» Игорь, предусмотрительно взявший Беллью за ошейник, среагировал мгновенно: «Как это? Болонка, конечно!» Бабушка обомлела. «Да вы свою, наверное, кормите неправильно! – заявил Игорь. – Вот, смотрите, что делает грамотное питание!» Тут Беллью чихнул, и тетка с болонкой испарились. Эту историю Мастер слышал потом не раз от собачников, живших в разных концах города. В качестве автора хохмы всегда фигурировал некий мужик из соседнего подъезда. Мастер стоически держался, чтобы не выдать этот чудесный анекдот в Школе, – и дождался результата. Очередную версию ему, сотрясаясь от хохота, пересказал Крюгер, назвавшись очевидцем и сославшись на «чувака с южаком из соседнего дома». Тут уж Мастер не выдержал и на Крюгера наехал, оперируя терминами «как не стыдно врать», «есть же предел» и «ты же взрослый, в конце концов». Посрамленный Крюгер ответил, что не стыдно, предела нет и он еще даже не половозрелый. «Никогда я вас, людей, не пойму!» – искренне сказал Мастер, отвернулся и пошел. Тут аналитика проняло. Вспомнив, какая у Крюгера была сконфуженная физиономия, Мастер расхохотался. Именно так, смеясь, он и вручил бледно-зеленому Игорю поводок. «Историю с болонкой вспомнил», – объяснил Мастер. «А-а! – слабым голосом сказал Игорь. – Мы еще и не так можем… Спасибо!» – «Не за что. Заходите еще». На прощанье Мастер щелкнул Беллью по кончику хвоста. И больше его никогда не видел.