Витя сидел напротив, улыбался и просто смотрел. А потом она проснулась среди ночи, одна, одетая и заботливо укутанная пледом.
– Какое хамство! – Лера чуть не разревелась от разочарования и презрения к себе. Какая дикость – хотеть того, о чем она в данный момент думала. Да она вообще не могла ни о чем таком думать! Она же не Юля!
Лера даже встала, походила по квартире, нарочито создавая как можно больше шума. Витя спал в соседней комнате, тихо посапывая. На шум и передвижения он не отреагировал.
Умывшись, Лера на цыпочках прокралась в комнату, потом вдруг снова метнулась в ванную, приняла душ и решительно вернулась в выделенную ей комнату в одном нижнем белье. Тональность сопения в соседнем помещении не поменялась.
– Я пьяная, – утешила она сама себя. Это было вполне достойным оправданием недостойного поведения.
Следующие полчаса Валерия ворочалась на кровати, придумывая и тут же отвергая причины для похода к хозяину с какой-нибудь мелкой надобностью. В борьбе целомудрия с физиологией победил сон.
Утром она долго и томительно прислушивалась к звукам в квартире, терзаемая дилеммой: быстро встать и одеться или дождаться хозяина в «неглиже».
Как выяснилось, хозяин дома любил поспать. Поэтому пришлось встать, и не только одеться, но и приготовить завтрак на двоих. Кулинария не была Лериным коньком, но ее талантов вполне хватило на омлет с помидорами и сыром. Получилось так восхитительно и аппетитно, что красно-желтый ароматный блин умялся как-то сам собой.
– Чем занимаешься? – Витя материализовался в кухне внезапно, как сугроб, сброшенный нерадивым дворником с крыши под ноги прохожему. Эффект от его появления тоже перекликался с последствиями падения чужеродного объекта непосредственно перед носом – Лера вздрогнула и чуть не подавилась.
– Завтрак готовлю. В смысле, уже приготовила.
– Судя по пустой сковороде, ты перевыполнила план, – улыбнулся Витя. – Конечно, мужчины любят, когда после первой совместной ночи девушки радуют их завтраком. Но чтобы барышни его еще и съедали в одиночку – это ноу-хау.
– Там еще чай остался, – промямлила Лера. – То есть – кипяток. Но из него можно сделать чай.
– Да и кипяток уже не кипяток вовсе, – глубокомысленно отметил Виктор, пощупав чайник. – Ты потрясающая.
– Да уж. Я такая, – потупилась Лера, сдерживая смех.
К своим двадцати восьми годам Виктор Якушев твердо знал: жизнь ничего не дает просто так. Она вообще ничего не дает, а лишь старается отобрать. И с ней надо постоянно быть настороже, чтобы вовремя отбить хоть что-нибудь.
Сначала она отобрала у Виктора родителей. Ему едва исполнилось четырнадцать, и он совсем не умел биться за свои права. Да и с кем биться? С судьбой? Есть потери, которые не вернуть, и ошибки, которые не исправить. И то и другое в его богатой биографии уже было.
Жизнь с бабушкой, после смерти дочери и зятя опустившейся на дно и быстро спившейся, настолько отличалась от жизни с родителями, что Виктору иногда казалось, что он тоже умер, только не смог уйти с ними, а по нелепому недоразумению застрял между небом и землей. Они существовали на грани нищеты. Иногда было нечего есть, почти всегда нечего надеть, и никогда не было денег. Он даже на дни рождения к одноклассникам не ходил, потому что не мог ничего подарить. Зачастую дети бездумно жестоки. Они самоутверждаются за счет тех, кто слаб и зависим. Они эгоистичны и делают ровно столько, сколько им позволено. Витя был уязвим, как воздушный шарик в зарослях терновника. Не тыкал его шипом только ленивый. Из успевающего ученика он превратился в тупого и запуганного троечника, из лидера – в аутсайдера, из доброжелательного открытого подростка – в настороженного ощетинившегося зверька. Он ненавидел и боялся всех, как волк в клетке, огрызаясь даже на редкие ласковые слова и попытки протянуть руку.
После уроков Виктор работал на рынке, куда его пристроила бабушка. Таскал ящики, выносил мусор, иногда даже побирался. Потом Витя начал присматриваться к прилавкам. Когда хочется есть, мучительно и до слез, то нравственные барьеры смывает голодной слюной, а совесть заглушается скорбным воем желудка.
Иногда, когда человек уже готов шагнуть в пропасть, достаточно просто окликнуть его. И жизнь пойдет по другой колее. Даже не обязательно протягивать руку – можно просто оттолкнуть от края. Пусть грубо, неумело, но сделать хоть что-то. Самое страшное, когда мимо стоящего на краю пропасти течет равнодушная толпа. Никому нет дела до горя, до отчаяния и до того, что вот сию секунду он может сотворить чудо. Или не сотворить.
В пятнадцать лет Виктор Якушев впервые украл. Он долго наблюдал, как это делают карманники на рынке, даже потренировался дома на бабкином плаще. Деньги ему нужны были даже не на еду. Все было страшнее и отвратительнее – порвались школьные брюки. Едва доходившие до щиколоток и сколотые булавками, они треснули сзади по шву. До конца учебного года оставался еще целый месяц. Это был конец. Прикрываясь старой клеенчатой сумкой, Витя сбежал с уроков. Переодевшись дома и выпив на обед стакан воды, он пошел на рынок.
Щуплый мужичок, придирчиво выискивавший что-то в пестроте лотков, так ушел в себя, что, казалось, ничего вокруг себя не замечал. Витя решил, что сам черт подсовывает ему этого ротозея.
Он ошибся. Мужик оказался сильным и цепким, как клещ. Затолкав начинающего вора между ларьков, он быстро и внятно объяснил диспозицию: либо Витя немедленно будет сдан в ближайшее отделение и далее отправится в колонию, либо все лето батрачит в области у его матери. За еду, кров и обещание забыть неприятный инцидент. Был бы Витя постарше и поумнее, он бы нашел третий выход из предложенных двух. Но он был мал, напуган, и посоветоваться дрожащему от ужаса и стыда подростку было не с кем.
Он покорно отвел незнакомца домой, дал записать все свои данные и через месяц уже вкалывал на хозяйстве у крикливой, суровой старухи – Зинаиды Петровны. Бабка Зинаида требовала с парня по полной, но и кормила на убой. Это лето перевернуло Витину жизнь. На деревенских хлебах он отъелся, поздоровел, даже заматерел. Зинаида Петровна без сожаления отдала ему все старые вещи сына, пусть великоватые, но целые. И это было уже счастьем. Еще пару лет назад купавшийся в родительской любви мальчик, обожаемый и нежный, теперь радовался старым тряпкам, выражался виртуознее местного пьяницы Толика и мог постоять за себя даже в тех случаях, когда этого не требовалось. Так было спокойнее. Как-то неожиданно выяснилось, что он сильный, а силу уважают. Теперь боялся не он, а его. Более того, незаметно Витя стал местным лидером, пусть временным, на каникулы, но вера в себя уже вернулась. Не было больше трогательного робкого мальчишки, не было забитого и униженного «лузера». Тем летом родился новый Виктор Якушев, веривший в себя, в силу своего кулака и в то, что этот мир надо завоевывать. Любой ценой. Даже ценой слез ближнего. Все было по справедливости. Он тоже когда-то плакал, а оказалось, что каждый – кузнец своего счастья. Хочешь – плачь, не хочешь плакать – защищайся.