– Как в старые добрые времена. Мама-то дома?
– Нет.
Женя ждал, что Галочка пригласит его домой. Да и она уже была готова, но вдруг чего-то испугалась, спряталась, будто улитка в маленькую хрупкую раковину, и неуверенно помахала ему рукой:
– Пока!
Подавившись собственным изумлением, он эхом повторил Галино «пока» и еще долго удивленно таращился на закрывшуюся дверь.
Нельзя ждать милости от судьбы. Можно стать старухой у разбитого корыта, так и не дождавшись золотой рыбки. Золотую рыбку должен поймать дед, и для начала надо обеспечить себя этим самым дедом, чтобы на старости лет было кому бросать невод. Эту простую истину оскорбленная Валентина сосредоточенно пыталась осуществить на деле. Воспользовавшись благосклонностью Федора, Валечка быстро собрала вещи и перекочевала к бывшему Натальиному супругу. С одной стороны, он был достаточно привлекательным по всем пунктам, а с другой – ей безумно хотелось уесть коварного Евгения.
– Вот такая рокировка, – горько подвела итог Валентина, задумчиво вороша густую растительность на груди засыпающего Феди. – Твоя бывшая жена с моим бывшим мужем. Просто анекдот! Смешно!
– Точно, – прогудел сквозь сон Федор. – Что она в этом задрипыше нашла?
Он повернулся к Вале спиной и захрапел. Так быстро могут засыпать только люди с очень чистой совестью. Или считающие свою совесть чистой. А Валентина еще долго ворочалась, пытаясь понять, почему ее, матерившую вероломного гражданского супруга на чем свет стоит, так задел Федин эпитет. Она категорически не желала признать, что все еще считает Женю своим. Хотя иных объяснений ее волнению не было, ведь только критику в адрес близких людей мы воспринимаем в штыки.
Галочка изнывала в безвестности. Она уже жалела о своем минутном порыве, позорно сбежав от Евгения. Она была в одном шаге от примирения и все сама испортила. Дело даже не в гордости и не в стремлении начать новую жизнь. Что-то внутри толкнуло ее, и, взбегая вверх по темной лестнице, она чувствовала необъяснимое облегчение. Но едва Галина открыла двери, как слух резанул недовольный голос мамы, обмусоливавшей с очередной подругой свое будущее проживание в зоне уютного капитализма. Уныло прислонившись к вешалке, Галя ощутила пламенное желание любой ценой вырваться из этого затянувшегося кошмара. Постоянное чувство вины, проистекавшее неизвестно откуда, и смутная угроза в чем-нибудь ошибиться, психологической гильотиной нависавшая над ней, безмерно измучили Галину. Жизнь казалась лабиринтом, состоявшим из хитросплетения узких коридоров, где на каждой развилке надо снова и снова выбирать свою судьбу.
Светлану Николаевну в отличие от Галочки не волновал прискорбный факт, что немец с момента памятного ужина больше не позвонил. Знавшая дату его отъезда Галя подозревала худшее. Тем более что дата эта миновала, что означало лишь одно: Теодор хоть и был немцем, но удалиться предпочел по-английски – не прощаясь. Вероятно, Галине было бы еще тяжелее, знай она, что розовощекий Тео, несмотря на все свои обстоятельные и приземленные планы, банально влюбился в длинноногую студентку, подрабатывавшую горничной в гостинице, где он проживал. И сейчас, когда Галочка продолжала несмело надеяться, что он все же объявится, а несостоявшаяся теща мысленно паковала чемоданы, Теодор целеустремленно оформлял приглашение для своей юной пассии.
– Оба они уроды, плюнь, – философски предложила Наталья, более увлеченная нанесением на ногти замысловатого узора, нежели подружкиными проблемами. – Мужиков, что ли, мало?
– У меня их вообще нет, – напомнила Галя.
– Мужики – не деньги, сами придут, – глубокомысленно выдала Скачкова, завершив художественную роспись когтей. – Каждой тетке наверху выделяется определенное количество мужчин. Твои просто где-то в пробке застряли. Потом как попрут косяком – только успевай отбиваться.
– Наташ, я думаю, с немцем все ясно, – произнесла Галочка в надежде, что Наталья возразит и докажет обратное.
– Я тоже так думаю. Поэтому предлагаю не тратить время на обсуждение этой неприятной темы.
– А что делать-то? Женя тоже не звонит!
– И хорошо! – Наташка потрясла руками, придирчиво разглядывая лак. – Не надо бродить вдоль вонючих раскладушек и рыться в секонд-хенде! За те же деньги можно купить вполне приличный товар! У тебя все на месте: грудь, ноги и зад! Наверное, даже целлюлита нет! Надо знать себе цену, а не хватать все, что плохо лежит!
– Целлюлит есть, – вздохнула Галочка.
– Забудь! Ищи в себе плюсы и информируй о них окружающих! Нужно, чтобы была возможность выбирать. У тебя, а не у них!
– А у тебя такая возможность есть? – усмехнулась Галя.
– Нет. Но будет. То есть я выбираю, но контингент какой-то… Как на распродаже, когда ничего стоящего, барахло одно.
– И чего? Ждешь завоза? – перешла на торговую терминологию Галина.
– Да. Кто не ждет, тот не дождется! А я жду. – Наташка в последний раз дунула на ноготки и улыбнулась: – А Женька твой – тюфяк тюфяком. И не гулящий он совсем. Я удивляюсь, как его Валька захомутала. Кстати, они разбежались.
– Да? – Галочка вспыхнула, сразу старательно погасив блеск в глазах. – А мне какая разница?
– Я к тому, что он не просто так ходит.
– Думаешь, с серьезными намерениями?
Затаив дыхание, Галя прислушалась к себе. Конечно, хотелось, чтобы Женя вернулся и признал ошибку, но… Хотелось ли ей быть с ним в беде и в радости и умереть в один день? Сомнения, густым туманом колыхавшиеся при попытке осмыслить собственную позицию, смущали.
– А то! – воскликнула Наташка. – Мужик столько времени неприсмотренный шляется: ни постирать, ни сготовить некому! Ему без бабы на хозяйстве никак!
Галя была почему-то благодарна Наташке за такую характеристику Жениных планов. Ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь отговорил ее от дальнейших попыток общаться с бывшим мужем.
В тот вечер она легла с очередным твердым намерением освободиться от гнетущего ожидания и зависимости от Жениных звонков.
А утром во время урока Галя по привычке осторожно выглянула в окно, надеясь, что он стоит где-нибудь недалеко и ждет ее. И поняла, что одиночество подвержено глупым поступкам, как ослабленный организм простуде.
У доски маялся и крошил мел непроходимый троечник Боровой. На его круглом личике была написана такая мука, что Галя со своими мелкими проблемами казалась чем-то второстепенным.
– Ты учил? – сердито спросила Галина, но сердиться не хотелось. Было обидно, жаль себя и хотелось плакать.
Боровой молчал, как пионер-герой, плотно сжав губы и исподлобья глядя мимо настырной училки.
– Ладно, – злобно прокомментировала его бойкот Галя. – Завтра родителей в школу. Хоть утром, хоть после уроков.
Мальчишка наклонил лобастую голову и выскочил из класса. Галя растерянно посмотрела ему вслед.