Виктора хлопали по спине, плечам, обнимали, радостно орали в ухо последние новости и делились впечатлениями о супруге. Плохого никто не говорил, но и особых восторгов городская барышня не вызвала. Местные девки на выданье сразу обнаружили в ней множество недостатков, о чем и делились друг с другом громким шепотом, многозначительно переглядываясь и перемаргиваясь. Раиса Гавриловна, изобразив радость на лице, тонко и звонко завопила:
– Мариночка, как я рада! Заждалась, заждалась. – Она заграбастала Марусю и прижала к своему мощному торсу, обдав запахом дешевых духов.
– А мы все никак собраться не могли. Я так соскучилась, – зачастила Маруся, приняв игру.
Свекровь цепко схватила ее чуть повыше локтя, больно защемив кожу, и поволокла прочь от остановки, оглядываясь по сторонам и громко оповещая всех встречных:
– Витя с женой приехали! Вот радость-то!
Маруся послушно улыбалась, раскланивалась и подтверждала: дескать, да, счастье небывалое! Раиса Гавриловна тащила ее с такой скоростью, что Виктор с сумками даже отстал. Молодая жена заволновалась и начала упираться. Оставаться с любимой «мамой» наедине не хотелось. При очередной попытке зацепиться каблуками за мелкий гравий и загасить скорость, Раиса Гавриловна обернулась к ней и зыркнула так, что Маруся невольно начала перебирать ногами с удвоенным усердием.
Видимо, свекровь была поклонницей зеленых тонов, поскольку принадлежавшее ей хозяйство радовало глаз разнообразными оттенками данного цвета – от изумрудно-зеленого забора до болотно-травянистого дома. Пропихнув Марусю в калитку, украшенную оранжевым почтовым ящиком с проплешинами ржавчины, Раиса Гавриловна вызывающе задрала подбородок и сообщила:
– Вот, здесь я и живу. Здесь я вырастила Витьку…
Похоже, что на этом вводная ознакомительная часть заканчивалась. Маруся вежливо ахнула, изобразив восхищение, покрутила головой и произнесла именно то, чего от нее ждали:
– Красота какая… Какой у вас дом огромный. Наверное, вам вся деревня завидует?
Откровенная лесть. Маруся действовала интуитивно, но в силу отсутствия жизненного опыта не угадала. То ли ошиблась в интонации, то ли не дохвалила, но Раиса Гавриловна неожиданно насупилась и молча пошагала к крыльцу.
За праздничным застольем в узком семейном кругу, на которое никого из односельчан не пригласили, Раиса Гавриловна демонстративно не замечала новую невестку. Принципиально обращалась только к сыну, подкладывая ему лучшие куски и выспрашивая городские новости. На Марусю, пытавшуюся вставить в беседу хоть слово, она не реагировала. Марусе было противно и скучно. Открытая неприязнь свекрови удивляла. Взрослая женщина вела себя как капризный ребенок. Зачем усложнять себе жизнь и портить отношения, если сын все равно уже женился и никуда ее, Марусю, теперь не денешь? Независимо от того, нравится она свекрови или нет.
Раиса Гавриловна, и без того не отличавшаяся кротким нравом и покладистым характером, с первых же минут возненавидела городскую фифу, нарушившую плавное течение ее жизни. Приезд нахалки лишь подхлестнул клокотавшую в душе ненависть. Прошлым летом, впервые услышав о разводе сына, она понадеялась, что Виктор одумается и не станет рушить семью из-за какой-то «соплявки». Веронику она тоже терпела с трудом, но та, хоть и была первосортной хабалкой, все же казалась своей, близкой по духу. Она была женой сына, матерью ненаглядной внученьки Дианочки. Когда Верка приезжала в Грызловку, то моментально вписывалась в местный колорит, хотя у Раисы Гавриловны и чесались руки огреть ее подручным инструментом по башке, когда невестка начинала устанавливать в доме свои порядки и многоэтажно объясняться со свекровью. Верка с утра до вечера торчала на огороде, таскала тяжеленные ведра с водой и не боялась грязной работы. Все у нее получалось споро, по-хозяйски. Она была родной, свойской. Даже когда первая жена Виктора, уперев руки в бока и выпятив живот в грязном фартуке, визгливо ругалась со свекровью, стоя посреди грядок, и то Раисе Гавриловне не было так противно, как при виде расфуфыренной Маруси, проваливающейся тонкими каблучками в песок. Эта «городская» стала ее позором, ее бедой. Развод Виктора несколько месяцев обсуждался всей Грызловкой. Почтальонша Кузьминична, возмутительным образом вскрывавшая все письма, раззвонила по деревне о том, что у «Раискиного Витьки любовница», вынудив Раису Гавриловну придумывать невнятные оправдания. Вероника, узнавшая о скоропалительной свадьбе, ополчилась против ни в чем не повинной бабушки и наотрез отказалась отдать Дианочку на лето в Грызловку. Поняв, что из-за ненавистной Маруси она не только опозорена перед односельчанами, но и лишена любимой внучки, Раиса Гавриловна ушла в подполье и заняла глухую оборону против новой невестки. Ей до дрожи хотелось сделать какую-нибудь феерическую гадость, чтобы раз и навсегда отомстить «этой фре» за все. Оптом. Но это означало бы ссору с сыном, и приходилось ограничиваться мелкими пакостями. Даже комар, севший на Марусин лоб и выискивавший место послаще, хоть и мало, но радовал злобную родственницу.
Маруся пригорюнившись ожидала окончания праздничного ужина. Два предстоящих дня в деревне уже обрели очертания отчетливого кошмара. Ощутив резкий укол над бровью, она звонко хлопнула себя по лбу, машинально отметив торжествующий взгляд свекрови.
«Цивилизация далеко, этой фурии есть где разгуляться», – опасливо рассудила Маруся, решив не оставлять попыток примириться с мамашей. Битва на вражеской территории, скорее всего, закончится поражением.
– Ну, устала я, – величаво поднялась из-за стола Раиса Гавриловна. – Пойду ложиться, ты уж, Мариночка, похозяйничай тут без меня. – И она победоносно сверкнула глазами.
Виктор тоже вышел, оставив молодую жену наедине со столом, заваленным грязной посудой и остатками пиршества.
«Предположим, продукты я положу в холодильник, – начала размышлять Маруся, – а где посуду мыть?»
Водопровод в деревне отсутствовал. Равно как и многие другие городские прелести. Помотавшись по кухне и похлопав дверцами шкафчиков, она обнаружила здоровенный таз, в котором ополоснула тарелки. Мыла Маруся не нашла, губки тоже, что и сказалось на конечном результате. Поплававшие в ледяной воде тарелки выскальзывали из рук, покрывшись тонкой застывшей пленкой жира. Запихав их в сушилку, Маруся залила водой кастрюли, чугунки и сковороду, отметив, что грязную посуду уважаемая мама, похоже, копила неделю. Специально к приезду гостей.
«Пусть пока отмокают», – мудро рассуждала она, пытаясь отмыть руки.
Пальцы склеивались и немели от холода. Горячей воды не было даже в чайнике, сиротливо скучавшем на плите. Плита была газовой, нашлись и спички, но огонь почему-то не зажигался. Пора привлекать к процессу мужа.
– Витя! Иди сюда!
Не получив ответа, Маруся вышла во двор. Покричав еще немного, Маруся поняла, что супруг отправился по памятным местам, оставив ее в одиночестве.
На уборку можно было наплевать, но что делать с липкими руками, желанием попасть в душ и абсолютным непониманием, куда положить тело на ночь. Побродив по дому и наткнувшись на сладко храпящую свекровь, Маруся вычислила место предполагаемой ночевки. В дальней комнате обнаружился диван со стопкой постельного белья, парой подушек, лежащих почему-то на полу, и одеялом, перевязанным узловатой веревкой. Маруся начала тихо злиться. От одеяла пахло нафталином, тяжеленный диван не желал раздвигаться, а на не отмытые руки налипла какая-то труха.