Галя побледнела, и теперь обе соседки сравнялись по цвету с перемороженным пломбиром.
Лариса молча развернулась и вышла. Галя бежала сзади и что-то лопотала, но смысл оправданий соседки уже не доходил до нее. Конечно, а она-то чуть не подумала на Галину. Естественно, при всей своей простоте Галя не стала бы щеголять в ворованных обновках. Но Федор-то каков! С ума сойти. Не жизнь, а комната страха. Или смеха? За что ей такое наказание? Ответ Лариса знала. Ноги сами вынесли ее к квартире негодяя. В Ларису словно бес вселился: она орала, материлась, топала ногами. В памяти осталось лишь посеревшее лицо Федора и его печальный, понимающий взгляд. Еще где-то сбоку маячил цветастый халат, словно натянутый на аэростат, – это соседка Мария Митрофановна выползла на звук скандала и, словно губка, с наслаждением впитывала происходящее, одобрительно кивая. Кого именно она одобряла, было неясно, зато понятно было одно: завтра весь микрорайон окажется в курсе случившегося и додумает недостающие детали.
Эти побрякушки стоили ей слишком дорого, лучше бы она не затевала своего доморощенного расследования. Федор оказался не виноват. Все затеяла Наина, желая поссорить Ларису с соседкой. Та, по мнению девушки, настраивала мать против нее. Подсознательно она просто боялась потерять мать, поэтому каждый, кто пытался сблизиться с Ларисой, становился врагом номер один. Федор Ларисе ничего не объяснил, лишь молча выслушал истерику и понаблюдал, как любимая женщина демонстративно громит его квартиру в поисках своего золота. Но вернуть требуемые драгоценности он не мог, потому что не брал. Пока Лариса вышвыривала из шкафов белье, причитая, что подарки своим бабам надо покупать, а не воровать у слепых дур вроде нее, Федор спустился в ее квартиру и молча попер на открывшую ему дверь Наину. Именно она дала ему вчера злополучное колечко, заявив, что Лариса стесняется поздравить Галину сама. Федор потом удивлялся, почему он, взрослый, многое повидавший в жизни человек, повелся на столь незатейливую ложь. Но факт оставался фактом: Федор взял колечко, поражаясь чуткости и доброте избранницы, и, присовокупив букет цветов, сходил к Гале.
Наина попыталась изобразить непонимание и даже позвать на помощь, но Федор тут же расписал ей перспективы: его отпечатков на шкатулке нет и быть не может, зато там есть ее пальчики, поэтому за кражу драгоценностей у матери в случае возбуждения уголовного дела сядет не он. В разгар разборок в комнату вернулась Лариса. Услышав последнюю часть беседы и увидев перекошенное от бешенства лицо дочери, она едва не потеряла сознание. Наина частично добилась своего: общаться с Галей после случившегося мать уже не смогла. Соседка, краснея, вернула кольцо, и, хотя Лариса не хотела брать его, говоря, что это действительно подарок, замять историю не удалось. Мария Митрофановна разнесла подробности по всему дому и окрестностям. Единственное, что радовало в этой ситуации: Федор не отступился, хотя приходить перестал, активно приглашая Ларису на свою территорию.
Дата родов приближалась. Пора было идти по детским магазинам, но Валентина Макаровна категорически запретила даже думать о приданом для малыша.
– С ума сошла, – злилась она, – это же плохая примета! Внука хочешь мне угробить, да? Ты же себе этого потом никогда не простишь!
Маруся мечтала порыться в детских тряпочках, выбрать коляску и кроватку, но мама была неумолима:
– Нет! И никаких разговоров!
– Ма, ну что за мракобесие! Ты же в городе живешь, а не в деревне!
– Какая разница, где я живу? Приметы везде действуют! Что мы, без тебя это все не купим?
То, что мама все купит, Маруся не сомневалась, но ей так хотелось самой выбирать эту детско-кружавчиковую прелесть.
Недавно к ней забегала Дина и принесла подарок для малыша.
– Ты извини, что заранее, – оправдывалась она, – уеду я на пару недель, вдруг ты без меня тут родишь? А у меня подарок нужный!
Нужным подарком оказался набор бутылочек, сосочек, ершиков и прочих умильных мелочей.
– Надо спрятать, – вздохнула Маруся, насладившись видом первого малышкиного приданого.
– От кого? – изумилась Дина.
Услышав про приметы, она долго смеялась, после чего прочитала лекцию о причинах подобных примет. Маруся жадно слушала, решив, что при случае обязательно сообщит маме эти научно доказанные факты. Впрочем, переубедить ее она не особо рассчитывала. И точно! Услышав про то, что «на Руси детям приданое не покупали из-за того, что, во-первых, в семьях было много детей и вещи переходили от старших к младшим, а во-вторых, все приданое шилось и ткалось своими руками и магазинов не было…», она сурово отрезала:
– Дыма без огня не бывает. Запрещаю! Понятно?
Понятнее некуда. Переспорить маму – безнадежная затея.
В начале ноября у Маруси начались проблемы с почками. Участковая выписала направление и вынесла свой суровый вердикт:
– Самой тебе рожать нельзя. Не сможешь. Раскормила ребенка! Теперь только кесарево.
Маруся долго плакала – сначала в коридоре консультации, потом дома. Виктор, пришедший в темную квартиру, решил, что там никого нет. Он что-то долго бубнил сам с собой в коридоре. Судя по голосу, муж был навеселе. Вставать и даже просто подать голос у Маруси не было сил. Она молча лежала и слушала, что «эта корова где-то шляется, а он, похоже, без ужина, и куда можно уйти из дому в таком виде, менты заметут…». Похоже, он забыл, что жена должна со дня на день родить и в данный момент вполне могла находиться в роддоме.
Включив свет, Виктор на мгновение смутился, но сразу взял инициативу в свои руки.
– Чего ты тут спряталась? Делать нечего? Муж с работы усталый пришел, а она резвится!
«Резвящаяся» Маруся кулем лежала на диване и заливалась слезами.
– Ну, хватит уже, – поморщился Виктор. – Что опять? Надоели мне твои капризы!
Она подавилась последним горестным всхлипом и недоуменно посмотрела на мужа. Какие капризы? О чем он вообще говорит? Ей так не хватало сейчас сильного надежного плеча, в которое можно было бы уткнуться и поделиться своей бедой… То, что стояло сейчас перед ней, неуверенно покачиваясь, на опору явно не тянуло. Но иные варианты отсутствовали.
– Вить, мне кесарево будут делать. – Маруся протяжно вздохнула, пытаясь удержать рыдания.
Само это слово звучало страшно, пугающе, опасно для малыша. За себя Маруся не боялась, но ребенок… Что такое кесарево? Наркоз, сон. Она не увидит ребенка. А вдруг его уронят? А ей потом ничего не скажут! А если подменят или вообще украдут, пока она спит? Ее начало трясти. Искомой поддержки от плохо соображающего мужа Маруся не получила.
– Ну и дальше что? – огорошил ее любимый. – Почему впотьмах сидишь?
– Ты что, совсем тупой! – воскликнула она. – Мне страшно! Понимаешь ты, олух?
– Если страшно, включи свет! – поставил логическую точку муж.