Гости все прибывали, Карина с Машей висли на Стасе, не давая возможности приблизиться к Злате. Генка разболтал всем, что «восьмерка», стоявшая у подъезда, принадлежит Стасу. Народ, основательно принявший на грудь, рванул на улицу смотреть машину. Стас с деланым равнодушием махнул рукой, заявив, что уже на этот автомобиль насмотрелся, и покосился на Злату. Девушка стрельнула глазами в его сторону и лениво протянула:
– С каких это пор ты у нас автомобилистом заделался?
То, что она обратилась к нему, уже было победой. Тон, конечно, оставлял желать лучшего, но она смотрела на него, говорила с ним! Надо было ответить ей в том же духе, но Стас не сумел. Язык моментально прилип к небу и перестал шевелиться. Единственное, на что его хватило, это пробормотать нечто нечленораздельное и виновато улыбнуться.
Ребята вернулись, полезли обниматься, целоваться, обмывать покупку. Девушки наперебой стали приглашать Стаса танцевать. В этом было что-то неприятное. Когда преподаватели хвалили его на лекциях и ставили в пример, говорили про красный диплом, это никого не интересовало. А наличие автомобиля сделало Стаса желанным и родным для одногруппников. Девицы, которые раньше не стеснялись в его присутствии обсуждать свои личные дела и подтягивать колготки, теперь прижимались к нему всеми мыслимыми и немыслимыми выпуклостями и откровенно навязывались. Конечно, можно было все это списать на опьянение и сигареты с травкой, но осадок на душе был мерзейший. Стас мрачнел. Парочки попеременно исчезали, затем возвращались. Стас не умел так развлекаться, он вообще развлекаться и отдыхать не умел. Единственная цель, ради которой он приперся на этот шабаш, казалось, отдалилась еще больше.
Стас сидел на диване в темной гостиной, по потолку носились блики светомузыкальной установки, магнитофон орал, на коленях у него расположилась Маша.
– Пошли! – Она наклонилась к его лицу, обдав запахом вина и салата.
– Куда? – еле ворочая языком, спросил Стас. Вставать не хотелось, лень было шевелиться и говорить. Обмывание машины подкосило его организм, не привыкший к обильным возлияниям. Но отказать орущей толпе и снисходительно улыбающейся Злате было нельзя. И вот теперь ему хотелось одного – упасть и заснуть.
– Пошли, пошли, я тебе кое-что покажу.
Диван был мягким и уютным. Он обтекал усталое тело и не хотел отпускать.
– Что покажешь?
– Библиотеку.
– Я… не хочу читать… сейчас… Давай завтра…
– И не надо читать, картинки посмотрим, – хихикала Маша и тянула Стаса куда-то в темноту.
В коридоре они столкнулись со Златой.
– Вы куда это? – насмешливо спросила она, оглядев обмякшего Стаса.
– В… библтеку! – махнул он рукой и попытался принять гордую позу. Ноги подкосились, и Стас навалился на стену, бестолково растопырив руки и пытаясь за что-нибудь ухватиться.
– А в библиотеке сейчас занято, – это было сказано уже Маше. Злата оттерла пьяненькую девицу и повернулась к Стасу: – Такая вот неприятность, все полки зарезервированы, мест нет. Придется тебе потерпеть с удовлетворением естественных потребностей.
Он некоторое время бестолково хлопал глазами, потом понимающе кивнул так, что клацнули зубы, а в шее что-то хрустнуло.
– Ты выпила… и ничего не понимаешь. Фу… Пьяная женщина – это так… так… несттчно!
– Неэстетично? – усмехнулась Злата. – Ну-ну. А это правда, что ты у Штраля работаешь?
– Дааа, – оживился Стас. – Рбтаю. Ого… ого-го. – Желая проиллюстрировать свое краткое выступление, он замахал руками, пытаясь выразить эмоции, переполнявшие его при упоминании любимого учителя.
Злата окинула его долгим оценивающим взглядом, под которым Стас попытался изобразить Наполеона, но стержень, поддерживавший его организм, до такой степени размягчил алкоголь, что он внезапно накренился и потерял равновесие.
Первое, что он ощутил, – дикая головная боль. Каменно-тяжелые веки не желали подниматься. Невероятным усилием он разлепил глаза. Сквозь частокол ресниц по зрачкам полоснул свет. Стас зажмурился и застонал.
– На, попей, – произнес знакомый голос, и в нос ударил омерзительный запах пива. Вообще-то, пиво он любил, но сейчас этот дрожжевой аромат всколыхнул в желудке цунами, и Стас с утробным всхлипом вскочил и заметался в поисках ванной комнаты. Кто-то втолкнул его в искомое помещение и захлопнул дверь.
Умываясь, Стас с изумлением оглядывался. Розовый кафель, огромная ванна необычной формы и гигантское зеркало в золотистой раме. Из зеркала на него смотрел голый мужик с кривоватыми волосатыми ногами, опухшим лицом и прической «я-упала-с-самосвала-тормозила-головой». Затылок раскалывался, в висках стучало долото.
– Где я? – спросил он обнаженного «красавца» и моментально вспомнил все.
Посинев от стыда, Стас скрючился, опустившись на бортик. Ему хотелось немедленно умереть. Через некоторое время ноги замерзли и затекли. Подкравшись к дверям, Стас прислушался. В квартире стояла гробовая тишина. Оставалась надежда, что он здесь если и не один, то уж хотя бы с Валентином. Надежда была очень слабой, поскольку голос, предлагавший пиво, был женским.
– Может, Машка, – прошептал Стас. – А как мы до нее добрались?
Последнее, что он запомнил, – надвигающийся паркет в коридоре и туфельки Златы.
Обмотавшись полотенцем, Стас на цыпочках вышел в коридор. Пусто. В квартире никого не было. Его брюки отсутствовали. Оставалась только одна дверь в конце коридора. Она была чуть приоткрыта. Собравшись с духом, Стас толкнул ее и вошел. На огромной кровати, разметавшись, спала Злата. Одеяло валялось на полу. На девушке абсолютно ничего не было. Стас обалдело прислонился к косяку, не в силах уйти. На кресле он увидел свои брюки и прочие части гардероба, неаккуратными комками валявшиеся на ковре.
«Интересно, я здесь спал или в другом месте?» – судорожно соображал он, боясь смотреть на Злату.
– Ну, где ты там? – капризно произнесла она, не открывая глаз. – Холодно.
– Ты мне? – глупо спросил Стас. Дурацкая мысль, что он плохо проверил квартиру, Злата разговаривает вовсе не с ним, где-то здесь бродит Валентин, который сейчас вернется и восстановит справедливость, выкинув наглого медика на лестницу, мелькала в голове. Хорошо, если брюки отдаст.
– А кому? – протянула она, приоткрыв один глаз. – Можешь больше не строить из себя пай-мальчика. После вчерашнего это уже не имеет смысла.
«После вчерашнего? Неужели я так напился, что ничего не помню? Или она имеет в виду мои пируэты в коридоре? – Мысли ворочались тяжело, как ржавые шестеренки у старого трактора. – Да ну! Что я мог, если даже память отказала? Или мог?»
– Иди сюда, потряси меня, как вчера!
«Знать бы, чем я ее потряс», – мучился Стас, трясущимися руками распутывая полотенце.
Единственная картина, которую заботливо подсовывал похмельный мозг, – это воспоминание детства, когда они с соседом Ванькой трясли яблони. Больше ничего в голову не приходило. Его жалкий опыт общения с девушками ограничивался одноклассницей Люськой. Она переспала с ним для количества, заявив на прощание, что Стасу не помешало бы брошюры читать на эту тему, а то она чуть не заснула. Совету он не внял, нужных брошюр не читал, изучая процесс с медицинской точки зрения по мере необходимости сдачи зачетов. Поэтому сообщение о том, что искушенную Злату (а в том, что она в вопросе разобралась на практике, Стас не сомневался) он умудрился потрясти, выбивало из колеи и наводило на мысль, что его с кем-то путают.