Дженис согласилась, но мыслями уже унеслась в романтические мечтания. Она представляла себе, как осчастливит Кирка Дугласа, как спасет его от злой судьбы.
Она, конечно, поняла, что за самого Кирка выйти не сможет, но ей должен достаться кто-то, очень на него похожий, В этом она даже не сомневалась. На предмет любви и замужества у Дженис вообще никогда не было никаких сомнений.
Замуж она очень хотела. Подружки ее заверяли, что замуж никогда не пойдут, все мужчины эгоистичные животные и девушка может спокойно прожить без них, а она храбро твердила: «Я обязательно выйду замуж». Идея делить постель с мужчиной, обладать им, быть все время рядом, идти по жизни рука об руку с любимым казалась ей прекрасной, смелой и романтичной. Ее родители жили в любви и согласии, у них была огромная постель, а она в своей тесной кроватке чувствовала себя такой одинокой!
Еще крохой, единственное дитя Пола и Элис, Дженис все время просилась в их постель. Она очень любила родителей и доверяла им, и те платили ей той же монетой.
Дженис росла милой и умной девочкой, ее любили сверстники, и она лучше всех играла в волейбол. Она вела себя достойно, отличалась веселым нравом, никогда не врала и никому не доставляла хлопот. Была хороша во всем, словно ее окрестили при рождении сказочные феи. Мальчики тянулись к ней с раннего возраста, но она удостаивала своим вниманием только самых лучших. С мальчиками она ладила, даже когда приходилось говорить им: «Нет, давай останемся просто друзьями». И те радостно соглашались — ведь это было лучше, чем ничего. Она ждала мужчину с ямочкой на подбородке. В ее мечтах это выглядело так — в один прекрасный день появится рыцарь в сияющих доспехах и увезет ее в новую жизнь, где у нее будет красивый дом, интересная работа и шестеро детей.
В шестнадцать лет с ней приключилась волнующая история. Дженис тогда подрабатывала по выходным в мастерской одного художника. Сорокалетний бородач носил сандалии на босу ногу и писал стихи. Что-то такое Дженис сказала дома, и родители встревожились, поспешив вмешаться. Они сочли, что отношения зашли слишком далеко. Дженис запретили ходить в мастерскую. Она возражала, спорила, твердила про его хорошие качества — дескать, он и чувствующий, и понимающий, и вообще гениальный, а возраст любви не помеха. Любви? Это что-то новенькое! Родители еще больше утвердились в своих подозрениях, отец даже нанял частных детективов, чтобы проверить ублюдка. Оказалось, он был женат, но жена ушла от него, поскольку он слишком уж обожал свою дочку-подростка, Правда, развод был улажен мирно.
— Мне все про это известно, — защитила Дженис своего избранника. — Это просто был хитрый адвокатский ход, чтобы вытянуть из него побольше алиментов.
Но после этого громкого скандала к Дженис вернулся здравый смысл. Она бросила работу в мастерской и устроилась официанткой в кафе при Национальной галерее. Через пару месяцев галерея закрылась, да и ладно — денег там больших не платили. Когда все улеглось и утряслось, Пол показал жене собранную детективами подшивку. Элис посмотрела фотографии и заметила:
— А он симпатичный, ублюдок! Кого он мне напоминает? А, знаю — Кирка Дугласа! Такая же квадратная челюсть, жесткий рот и эта многозначительная усмешка. Полная твоя противоположность. Ты-то у нас Уолтер Мэттау — лицо помятое и вечная беспричинная добродушная улыбка. Как назывался тот фильм, на который я когда-то водила Дженис? «Одинокие отважны»? Но неужели он так запал ей в душу?
Пол занимался антиквариатом, и бизнес его процветал. У него был магазин на Бонд-стрит, и он продавал только самые лучшие и дорогие товары. Продавал честно, без надувательства. Помимо этого он интересовался историей, красивыми и старинными вещами, давними работами по дереву и металлу, в которых знал толк, и умудрялся высечь из этих знаний финансовую пользу. Элис рисовала картины, которые продавались не слишком дорого, зато люди охотно вешали их в гостиных и любовались ими. Дженис тоже неплохо разбиралась в искусстве, хотя рисовать совсем не умела. Ее тянуло к бизнесу и торговле.
Примерно в то же время, когда Элис и Дженис смотрели «Одинокие отважны», одна молодая пара, Уолдо Джеймс и Джозефин Катлер, поженилась. Уолдо повезло с внешностью — у него оказалась почти такая же, как у Кирка Дугласа, квадратная челюсть, крупный жесткий рот и взгляд, привлекающий девушек своей осмысленностью. Такое сходство со знаменитым актером во многом повлияло на решение Джозефин, когда она выходила за него. Другой причиной, не столь романтической, явилась ее беременность. К тому же она любила его, и возможно, даже больше, чем он ее. Когда они поженились, оказалось, что ребенка она потеряла, и Уолдо даже засомневался, а существовала ли вообще эта беременность или ее только придумали, чтобы узаконить отношения.
Уолдо был художником, отличным живописцем, учился в художественной академии и планы на жизнь имел весьма и весьма серьезные. Красавица Джо отличалась немного взбалмошным нравом и склонностью к перемене настроений; порывистая, общительная, эмоциональная, она принадлежала к невротическому типу, была эгоистична, но открыта и дружелюбна, умом особым не блистала, но работу свою по реставрации картин выполняла качественно. Она носила цветы в волосах, длинные юбки ручной работы и крестьянские блузы с большим вырезом. Она считала, что человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. Джо сразу же захотела иметь ребенка, но родился он у них только через девять лет девочка, названная Элизой. Элиза была ноябрьское дитя — маленький Скорпиончик.
Дженис в тот момент исполнилось двадцать пять, и она все еще искала мужчину своей мечты — такого, как Кирк Дуглас, с квадратной челюстью и жестким ртом. Элизе было суждено стать падчерицей Дженис. Их отношения нельзя назвать теплыми. Элиза любила отца, но не мать, а Скорпионы уж если ненавидят, то злобно, зато любят страстно, что называется, берут мертвой хваткой. Счастливы детишки, родившиеся в полноценной семье, где папа и мама родные, а они растут, окруженные родительской любовью, сначала обожая одного, потом другого. Поначалу они больше тянутся к маме («Я не люблю тебя, папа, уходи!»), потом, наоборот, их влечет к отцу («Папа, папа, папочка, иди ко мне! А ты, мама, уходи!»). Это нормально. У Элизы всегда на первом месте стоял отец. («Папа, папа, папочка, я люблю тебя, а ты, мама, уходи, я тебя ненавижу!») Немного непривычная ситуация, расстраивавшая мать, но от этого она любила ребенка еще больше — любить без взаимности тоже было в ее натуре.
Элиза родилась с зубиком и так сильно кусала мать за грудь, что пришлось перевести ее на кормление из бутылочки, вот она и тянула ручки все время к папе и никогда — к цветам в маминых волосах. Она была плакса, и утешить ее мог только отец. Он даже как-то упрекнул мать, что та не умеет обращаться с ребенком. Лучше понизить голос, чем повысить, считал он, — ведь если ты кричишь на ребенка, тот лишь громче орет в ответ. Так Элиза почувствовала трения между родителями и стала бедокурить еще больше, а угомонить ее мог только папа.
Элиза прямо-таки ощущала, когда родители собираются заняться сексом, и, выбрав момент, врывалась с плачем к ним в спальню, якобы испугавшись страшного сна. Постепенно секс перестал приносить им радость. Иногда Джо даже замечала злорадную улыбочку на дочкином лице или кончик языка, который та украдкой высовывала, радуясь, препирательствам между родителями. Джо пробовала сказать об этом мужу, но тот ничего не хотел слышать. Он души не чаял в своей драгоценной дочурке. Она все свободное время просиживала у него на коленях, нежно воркуя, пока мать старела прежде времени от постоянного напряжения, в котором находилась из-за нелюбви собственного дитя. Когда Элизе исполнилось десять, у Джо была уже почти седая голова, о чем Элиза обожала бестактно напоминать всякий раз за завтраком.