Наконец ключи нашлись. Теперь надо было собрать высыпанное назад. У Тины закружилась голова. Пришлось вставать перед дверью на пол на колени.
"Если сейчас кто-нибудь пойдет мимо и спросит, что я тут делаю на коврике, на коленях, скажу, что потеряла сережку, – подумала Тина. – Иначе свезут в психбольницу".
Чарли обреченно затих и только тихо скребся в дверь лапой с другой стороны. Но вот Тина встала с колен с ключами в руках. Из-за дрожи и слабости она долго не могла попасть в замочную скважину. Ключ никак не хотел пролезать в предназначенное ему отверстие, и Тина, совершенно обессиленная и измученная, в отчаянии пнула дверь ногой.
Привлеченная шорохами, лаем и стуком, приоткрыла дверь соседка.
– Не могу попасть в квартиру, – пояснила Тина.
– Так вы разве не знаете, что ваш муж утром менял замок? – удивилась та. – Я как раз мусорное ведро выносила. Что, говорю, случилось? Замок не работает? А он только буркнул, мол, да, замок уже старый, сломался. Поменял замок и ушел, – соседка с любопытством взглянула на Тину.
– Я этого не знала, была на дежурстве.
– Так, может, у меня посидите? – предложила соседка, скорее из вежливости, а может, в надежде узнать подробности семейных дел.
– Спасибо, поеду к родителям, – помотала головой Тина.
Родители жили в часе езды на метро. В голове у Тины все стучало и пело. "Аве, Мария" мешалась с голосом главврача, следом всплывали фигуры Ашота, Барашкова, Мышки, Валерия Павловича… То Тине казалось, что она снова сидит со всеми, обнявшись, на синем диване, то что ползает на полу перед телом раненого Чистякова…
Когда мать посмотрела в глазок, она не сразу узнала старшую дочь.
– Мама, открой, это я, – пробормотала Тина. – Хорошо, что ты дома. А папа где?
– На работе, – опешила мать. – Валечка, что случилось?
– Мне нужно лечь, я больна. Муж выгнал меня из дома. Кроме того, у меня жуткие неприятности на работе.
Мать глухо охнула и схватилась за сердце.
– Как же так, какое он имел право…
Тина сняла пальто и повесила его на старую вешалку, которую помнила с детства. С наслаждением сбросила с ног немилосердно жавшие ботинки.
– Мама, я пойду лягу? Можно к Леночке в комнату?
Мать как-то странно замялась, но Тина не заметила этого. Босиком она вошла в бывшую детскую, где они с сестрой когда-то так дружно, так весело проводили свою скоротечную юность. Тинина кровать все еще стояла в комнате; довольно часто, особенно раньше, да и в последнее время, когда Леночке бывало хуже, на ней спала мать.
Лена лежала высохшая, желтая, бледная. Тело ее как-то оплыло и казалось надутым под стеганым одеялом. Жили только глаза. Тина всегда считала, что Леночка красивее ее. Черты лица у Леночки были тоньше, глаза больше, ярче. Курносый нос Тины на Леночкином лице выглядел точеным, и хотя кончик его так же поднимался вверх, Тине казалось, что он поднимался изящно. Леночка могла немного говорить. Речь ее, правда, больше напоминала мычание, но, привыкнув, можно было различать слова. Слух у Леночки тоже сохранился. Она обожала слушать современные сказки. "Властелина колец" мать читала ей вслух бессчетное количество раз.
– Зачем ты пришла? – по-своему, растягивая слова, спросила сестра. Лицо ее во время речи сильно напрягалось и деформировалось. Язык с трудом двигался в ротовой полости.
– У меня несчастье, – сказала Тина. – Столько всего свалилось. Я хочу просто поспать здесь рядом с тобой.
Она никак не ожидала того, что сказала ей Леночка.
– Я не хочу, чтобы ты спала здесь. Уходи. Это моя комната.
– Но почему? – изумилась Тина.
– Что ты называешь несчастьем? – без интонации, медленно, длинно спросила Леночка. – У тебя есть все. У меня ничего. Уходи. Я тебя ненавижу.
– Леночка, не надо! – воскликнула мать, стоявшая за дверью.
Тина посмотрела на нее. Вопреки ожиданию мать не удивилась. Очевидно, родители давно знали то, что Тина услышала в первый раз. Но она не в силах была выяснять подробности. Ей было все равно где, только бы лечь – казалось, голова сейчас лопнет.
– Можно я лягу на кухне?
– Иди на диван в большую комнату, – сказала ей мать.
– Нет, там спит папа, – вспомнила Тина.
Привычным движением, сохранившимся с детских времен, она открыла стенной шкаф в коридоре. К счастью, раскладушка стояла на месте. Когда-то на нее укладывали спать Леночкиных женихов, когда те задерживались у них допоздна. У Леночки женихов всегда было пруд пруди, а Тина почему-то все время оказывалась одна. Пока не поехала в Анапу. Что уж теперь вспоминать…
Она еще смогла самостоятельно развернуть раскладушку. Кухня в квартире родителей была очень маленькая, и часть раскладушки приходилось задвигать под стол. Тина бросила сверху старое одеяло. Снимать платье, доставать из шкафа постельное белье уже не было сил. Она сняла с вешалки свое пальто и, накинув его сверху, легла на живот, без подушки, уже не чувствуя под собой ног. Последним, что она слышала, стал разговор матери по телефону:
– Николай Семеныч! – кричала мать в телефонную трубку. – Валечка пришла к нам совершенно больная! Отпросись с работы и срочно, как можно быстрее приезжай домой! Я сейчас буду звонить ее мужу!
Очнулась Тина, уже когда было темно. Собственно, очнулась от того, что у нее начался страшный кашель. Он ее бил, выворачивал наизнанку. Начинался откуда-то из глубины, поднимался высоко к горлу и вырывался наружу мучительным непрерывным пассажем, то немного успокаивась и затихая, то начинаясь сначала. В боку и спине ныло, кололо.
"Пневмония", – определила она и стала соображать, что делать. Температура у нее, видимо, спала. Мужская рубашка, надетая на нее, взмокла у ворота.
Кто-то ее переодел. Тина привстала на локте, огляделась. Теперь она лежала не в кухне, а в большой комнате, на родительском диване, на чистой простыне, раздетая, укрытая теплым одеялом. Рядом на спинке стула висел ее старый байковый халат, под стулом аккуратно стояли домашние тапочки. Тут же, рядом с диваном, стояли пустые сумки, а вещи из них аккуратными стопками лежали на поставленных в ряд стульях и на столе. Тина с удивлением увидела любимую вазу в восточном стиле, а рядом – довольно большую стопку медицинских книг. Вещи, без сомнения, были привезены из ее дома.
Осторожно, покачиваясь от слабости и кашляя, Тина встала, накинула халат и вышла на кухню. Там горела маленькая, уютная лампочка в старом оранжевом абажуре, за столом сидели мать и отец. Кругом было тихо, в чашках темнел давно остывший чай. Мама сидела в халате, а отец – почему-то в костюме и рубашке с галстуком. У стены наготове стояла старая раскладушка, а на табуретке лежало приготовленное постельное белье.
Тина мельком взглянула на висевшие на стене часы в форме чайника. Они показывали полночь. Родители увидели ее, усадили за стол. Мать обняла Тину за плечи. Отец сидел усталый и грустный. Тина заметила, что на столе кроме чашек стоит еще пузырек с валокордином.