– У нас все в порядке, душечка моя, – пропела нежным голоском Юля в трубку. – Профессор дал разрешение на операцию.
– Кто бы сомневался, – холодно сказал ей Азарцев. – А вот с какой это стати ты стала экономить на продуктах, моя дорогая?
– Повысим доход за счет гинекологического отделения, тогда проси на завтрак что хочешь, милый. – Хитрости Юлии было не занимать. – А пока мы таких разорительных трат себе позволить не можем.
– Опять ты об этом абортарии! – возмутился Азарцев.
– Лысая Голова обещал подумать, я с ним говорила, – уже серьезным тоном продолжила Юля. – И я склоняюсь к тому, что он реально даст денег. Ты понял?
– Плакал тогда мой родительский дом! – в сердцах бросил вилку Азарцев.
– Не переживай, еще лучше построим! – пропела Юлия. – Вот приходи сегодня ужинать – все и обсудим!
– Знаешь, я лучше останусь без ужина. – Смотреть целый вечер в бешеные Юлины глаза Азарцеву не улыбалось.
– Между прочим, Оля не видела тебя уже довольно долго!
Азарцев помолчал. Он и сам скучал по дочери. Какая западня!
– А что, Оля не может меня навестить?
– Ей некогда. Она целыми днями пропадает в институте!
Конечно, это была неправда, и Азарцев это знал, но… Он подумал и сказал:
– Хорошо, я приду.
– Вот и отлично! – И Юлия сразу же, чтобы он еще не успел ничего больше добавить, отключилась.
Азарцев еще посидел немного, потом взял вилку и нож, стал есть.
– Булочки-то опять, наверное, остыли. – Саша подошла, хотела снова отнести их погреть еще раз.
– Не надо, Саша, – остановил ее Азарцев. – Или лучше вот что… Давай-ка мы с тобой вместе закусим. Ты ведь после школы не ела?
– Я не хочу! – Девочка испуганно прикрыла рот рукой.
– Садись, не стесняйся. И скажи-ка мне, Саша, есть у нас в холодильнике масло?
– Сейчас посмотрю. – Она проворно вскочила. – Есть масло, джем и мед.
– А давай все на стол, – распорядился Азарцев. Ему почему-то стала вдруг очень симпатична эта полноватая девочка с белесыми волосами, чем-то ужасно напоминающая ему его собственную дочку. Буфетчик Николай злобно покосился на них.
– Сделай нам кофе! – крикнул ему Азарцев.
– Сейчас, – буркнул Николай, а сам подумал исходя злобой: «Сашку еще зачем-то пригласил. А мне потом посуду после них мыть. Отлично, отлично, все Юлии Леонидовне будет рассказано. И про коньяк, и про кофе, и про шуры-муры с Тонькиной дочкой…»
– А где твоя мама? – спросил Азарцев у Саши, накладывая ей добрую половину яичницы. Две ароматные сосиски он лихо проткнул своей вилкой и сбросил к ней на тарелку. Ему вдруг самому захотелось позаботиться о ком-то. Уж очень он чувствовал себя одиноким в этот день. Настолько одиноким, что даже общество этой неразвитой, примитивной, в общем-то, но, по-видимому, доброй девчонки было ему необходимо. Не будь ее, он с радостью отдал бы сосиску какой-нибудь дворовой собаке.
– Мама в район в больницу поехала, – ответила Саша, осторожно подцепляя на вилку яичницу и ужасно стесняясь. – Отца туда упрятали с язвой, так вот она и поехала узнавать, скоро ли его выпишут.
– Язва – дело нешуточное, – заметил Азарцев. – Положили, так пусть долечится.
– Работать надо, по больничному-то мало платят, – как-то по взрослому пригорюнилась Саша. – Слава богу, успели до его болезни картошку убрать, а огород еще не вскопали. Осень плохая в этом году, все дожди, дожди… – Она перестала есть и отвечала подробно, старательно, как на экзамене..
«Да, – подумал Азарцев. – Юля права. Оля по сравнению с этой девочкой – сущий ребенок».
– Ну, а кем ты хочешь стать? Куда учиться пойдешь, когда школу закончишь? – Азарцев наблюдал за ней. «Не съела ни куска. Ножом, наверное, не умеет пользоваться. Ну, ела бы так, одной вилкой. Что мне, манеры ее, что ли, нужны?»
– Я восьмилетку закончу, в медсестры пойду! – Саша разрезала сосиску и опять отложила.
«Так ей вообще, значит, только пятнадцать лет! – изумился Азарцев. – А я-то думал – семнадцать. Да нас вообще могут привлечь за эксплуатацию детского труда! О чем, черт возьми, Юлия думает?»
– А что, быть медсестрой, по-твоему, хорошо? – спросил он.
– А что же плохого? – удивилась его вопросу Саша. – Конечно, хорошо. Вон как у вас в клинике. Разве с нашей районной больницей сравнить? Главное, на работу попасть.
– Ну, выучишься на медсестру – возьму, – улыбнулся Азарцев. «Ну скажу я Юлии, чтобы ребенка к работе не привлекали, – размышлял он про себя, пока Саша рассуждала. – Ну, выгонит она девчонку. Разве легче от этого будет Антонине и в конечном счете самой Саше?»
Он с горечью подумал, что нет.
– А если не примут в училище, – Саша будто прочитала его мысли, – то путь у нас один – сюда, в коттеджи, в прислуги идти. Убирать, работать в саду… В поселке работы нет. Но мне быть прислугой не нравится. Здесь у вас в клинике работать лучше! Правда, я Юлии Леонидовны до смерти боюсь, – добавила она.
– Ну, ладно, ты съешь хоть сосиску-то, съешь! – перевел разговор Азарцев. И Саша действительно положила в рот кусочек. Вдруг она вся подалась вперед, прикрыла рот рукой и выскочила из-за стола. Приступ рвоты настиг ее на самом пороге в буфетную. Несколько секунд она содрогалась, присев на корточки, потом, не оборачиваясь на Азарцева, так же согнувшись, побежала за тряпкой. Прибежала обратно, скорей накрыла желтоватую лужицу. Азарцев встал, собираясь к ней подойти, но она отскочила за ведром и спешно стала замывать следы своего прегрешения.
– Я сейчас, сейчас! Не обращайте внимания! Вот ведь какая я дура, аппетит вам испортила… Не беспокойтесь, прошло. Уже прошло! – Лицо ее побледнело то ли от рвоты, то ли от страха и покрылось крупными пятнами пота. – Со мной так бывает, – бормотала она. – Это пустяки. Случайно. Только Юлии Леонидовне не говорите!
– Дай ей воды, – велел Азарцев буфетчику. Он подошел, посмотрел на Сашу. Бледность ее стала так же быстро исчезать, как и появилась. Он пощупал пульс, подставил ей стул. – Посиди немного, – сказал он. – Отдохнешь, тогда все сразу и уберешь. – Он взял свою чашку кофе и пошел в кабинет. Аппетит действительно был испорчен. «Что это с ней? Просто случайность или… Еще не хватало нам с ней неприятностей. Сказать все-таки надо Юле. Пусть поговорит с Антониной. А то девчонки в пятнадцать лет… Могут быть непредсказуемыми, – нашел он вполне деликатное выражение и невольно подумал об Оле: – Господи, пронеси! Хоть Оля и старше, но такая еще, в сущности, беззащитная…» Азарцев обрадовался, что вечером снова увидит дочь. Настроение у него стало лучше, он допил кофе и занялся своими делами.
– На, пей! – Николай подошел к Саше и протянул стакан с соком.
– Сок не могу, – жалобно сказала она. – Только воду организм принимает.