– Нет, не останавливайтесь! Шейте скорее!
Доктора опять наклонились вниз и снова начали методично работать зажимами и иглой.
Рану ушивали последовательно, пластами, стараясь соединить ткани как можно бережнее, прочнее и аккуратнее. Барашков добавлял одних лекарств, уменьшал количество других. Тянулись мучительные минуты. Хирурги работали молча. Под светом лампы уже было нестерпимо жарко, пот с обоих лился ручьями, сестра еле успевала тампонами промакивать им лбы. У Аркадия, наоборот, зверски замерзли ноги.
– Сколько всего жидкости перелито? – в очередной раз спросил он своего коллегу. Боже, как рискованно приходилось всегда балансировать между опасностью отека и необходимостью замещения кровопотери и дефицита белка.
– Господи, ну, скоро же вы? Сердце не справляется! – не выдержав, сказал он хирургам.
Тина лежала совершенно непохожая на себя. Уже спящую, ее перевернули на бок для лучшего доступа к надпочечнику, и теперь лицо ее совершенно расплылось книзу и стало напоминать бледную рыбу с трубкой во рту.
– Почти все уже, – отозвался главный. – Ну что там молчат в патанатомии? Позвоните там кто-нибудь, нам ушивать уже рану или чего?
Операционная медсестра послала санитарку.
– Ничего не ответили. Буркнули только, чтобы вы тут в ране все хорошо посмотрели.
– Да мы уж обсмотрелись. – Заведующий отделением раздраженно обратился к Барашкову: – Давай уменьшай свое кадило. Сейчас шить начнем. А то воняешь тут на всю операционную. Нам еще после тебя грыжу оперировать.
– Да у меня аппарат новый, – возмутился Аркадий. – Не может быть из него утечки смеси.
– Новый, старый… – разворчался заведующий. – Я говорю тебе, воняет!
Аркадий, который провел в этой операционной и в компании этих докторов, так же, как когда-то сама Тина, не один год своей жизни, знал, что, если начинается ворчание – операция подходит к концу.
– Да ладно вам! – сказал он, с радостью прощая ворчание докторам. – Пахнет не больше не меньше, чем всегда. Она же дышит, – он показал на Тину. – Какая-то часть смеси все равно выделяется в окружающую среду. Вот вам и кажется…
Швы ложились один за другим прекрасным классическим рядом. Даже странным казалось, что еще несколько минут назад это место зияло страшным кровавым месивом. Барашков опять на секунду оторвался от своих показателей, глянул поверх простыней, чтобы полюбоваться, и ахнул.
– Парни! Вы чего ей так спину-то распахали! Рубец будет сантиметров тридцать!
– И не тридцать, а двадцать семь, – флегматично прикинул на глаз второй хирург.
– Да она вас убьет за эти двадцать семь! – Второй анестезиолог тоже поднялся, чтобы взглянуть на рубец.
– Знаешь, Аркадий, что я тебе скажу? – Главный хирург отошел от стола и снял маску.
– Не надо!
– Да не то, что ты думаешь.
Операционная сестра наложила на рану повязку, будто белым крылом укрыла. Второй хирург расцеплял испачканные простыни.
– Помни, Аркадий, маленький хирург – маленький разрез. Большой хирург – большой разрез.
Они отошли от стола, предоставив операционной сестре сделать все, что надо. Один из них, стягивая перчатки, хмуро заглянул Тине в лицо.
– Жива – и то слава богу.
Аркадию уже было не до них. Они сделали свою работу, теперь он должен был сделать свою.
Тина спала. Он заглянул в ее зрачки в тысячный, наверное, за сегодняшний день раз. Давление ее теперь стало более-менее стабильным. Жуткая пляска сердцебиения, сменявшаяся внезапным падением пульса, теперь, казалось, выровнялась. Он решил вывозить Тину из операционной.
– Мужики, помогите переложить! – попросил он. Хирурги, уже успевшие раздеться, подошли. Они втроем подняли, положили Тину на каталку, и Барашков вместе со вторым анестезиологом повезли ее в послеоперационную палату. Там их уже ждала Маша. Он понял по ее глазам, что выглядит странно.
– Переоденьтесь и сядьте! – сказала она Аркадию с неизвестно откуда взявшимися материнскими нотками в голосе. – Я все остальное сделаю сама. – Она кинула ему комок чистой одежды. Он отвернулся и влез в новые хлопчатобумажные штаны от медицинского костюма. Веревка на поясе вылезла больше чем на пять сантиметров. «Кто хочет худеть – того надо сюда!» – мельком отметил он. Вся операция продолжалась чистого времени один час тридцать семь минут. Он сам записал это во вкладыше к истории болезни, в листок, заполняемый анестезиологом.
Теперь над Тиной хлопотала Мышка, а он сидел перед наполовину опустошенным стаканом коньяка и чашкой кофе и в сотый раз прокручивал в голове весь ход операции.
– Опухоль искали, искали… Вроде нашли. Маленькая оказалась, зараза, – наконец выдавил он из себя, посмотрев на Машу.
– Ну я же говорила! Владик не мог ошибиться.
– Но хирург сначала не был уверен, что она там.
Маша повернулась к нему.
– Что значит «не был уверен»? А как же клиника? Симптоматика, биохимические показатели – все сходится. Мы что, по-вашему, дураки?
– Знаешь, – он сидел опустошенный, как выпотрошенная рыба. – Одно дело – клиника, а другое дело – операция. На снимке ты вроде все видишь, а когда начнешь оперировать – все в крови, пальцы скользят, сердце останавливается, вот тут попробуй найди эту опухоль размером с горошину… – Аркадий вздохнул. Червь беспокойства снедал его.
– Уймитесь, дело сделано. Теперь надо просто ждать. – Маша все хлопотала около Тины. Барашков замер, закрыв глаза. Короткий поверхностный сон на несколько минут сморил его. О том, что сейчас делается в патанатомии, он боялся думать. Он не заметил, сколько прошло времени, когда встрепенулся. В палате было все то же. Ему показалось, что он проспал несколько часов, а Мышка даже не заметила, что он отрубился.
– Спит? – спросил он про Тину, мотая головой, чтобы окончательно скинуть сон.
– Спит. – Тина действительно под присмотром Маши дышала на аппарате ровно, спокойно. Аркадий вздохнул. На сегодня, по крайней мере, он сделал, что мог. Но в операционной пока еще не все было закончено. Те самые хирурги, что оперировали Тину, посмотрели друг на друга, и старший спросил:
– Ну что, грыжу-то возьмем оперировать сегодня или уже ну ее на фиг?
– Грыжа неущемленная? – поинтересовался второй.
– Неущемленная.
– Ну вы тогда идите, я один сделаю, – сказал второй хирург. – Скажите сестре, чтоб вела парня, я сейчас перемоюсь.
– Давай уж вместе! – вздохнул заведующий, и они оба, переодевшись в сухое, снова пошли к тазикам для мытья рук, в которые расторопная операционная сестра уже налила дезинфицирующие растворы. И вместе с парнем и с его грыжей в операционную вошел тот же второй анестезиолог, что с утра вместе с ними подстраховывал Барашкова, и снова привычно уселся в изголовье операционного стола.