– Я уважаю трудовой народ. Моя дочь – трудовой народ. Эта девка, – он показал пальцем на официантку, она улыбнулась в ответ, – тоже трудовой народ. И я их уважаю.

– А я, по-вашему, содержанка. Уважения не заслуживаю, – ответила Таня.

Все в ней вспыхнуло. «Вот оно как! Они еще и месяца вместе не прожили, а ее уже укоряют». Она поднялась из-за столика.

– Сядь! – сказал Филипп Филиппович и потянул ее вниз за руку. – Я еще не решил, как вас между собой примирить. Но тебя я прошу... – Таня услышала в его голосе не просьбу, а приказ. – Бабушкины вещи не трогай! Маша очень переживает, если старые вещи исчезают и на их месте появляется что-то новое. За кожаную мебель она меня пилила месяца два.

– А кожаную мебель, по-видимому, купила моя предшественница?

– Ты очень красивая, – сказал Филипп Иванович. – И неглупая. Но сейчас ведешь себя неправильно.

Таня снова встала.

– Знаешь, Филипп, я не для того приехала сюда из... – она хотела сказать «из Парижа», – из своего исследовательского центра, чтобы выслушивать, правильно или неправильно я себя веду.

– Ты ведешь себя как дура, – повторил Филипп. – И я не хочу тебе напоминать про твой центр то, что уже говорил тебе раньше. Но что-то все-таки в тебе есть, из-за чего я тебя сюда и привез. А вовсе не из-за твоих сисек, как ты, наверное, думаешь.

– Тогда, должно быть, из-за попы, – съязвила Таня.

Филипп усмехнулся.

– Вот из-за попы – да. – Потом допил кофе и заметил уже серьезно: – А большей частью из-за того, что ты чем-то похожа на мою рязанскую бабку. Сила в тебе русская, женская есть. И фигурой, кстати, ты на нее тоже похожа.

– А ты в детстве, когда свою бабушку с заткнутым подолом видел, трахнуть ее не хотел?

Он смазал ее по щеке, но не сильно.

– Будешь дальше продолжать в том же духе?

– А ты меня не затыкай. – Таня вполне владела собой. – У меня, между прочим, папа – профессор и мама – доктор наук, и я сама – не нищая побирушка. И у меня есть свой дом, и свой мир, и все то, что я ценю, – в том числе и исследовательский центр, кстати.

Таня так говорила, но чувствовала, что все-таки не папа-профессор, и не мама – доктор наук, и даже не Центр имени Ганса Селье позволяют ей так держаться с Филиппом. Завтрашнее свидание с Азарцевым, его слова любви, повторенные десятки раз – вот что давало ей ощущение силы и внутреннего спокойствия.

– И я хочу иметь свой дом, – сказала она. – Не эту засранную квартиру, в которой жили бабушка, дедушка, дочка, внучка и десять Жучек, а мой собственный дом, в котором я буду хозяйкой. Буду покупать и переставлять, готовить и стирать все, что хочу, но для себя и своей семьи, без оглядки на непонятное и нелюбимое. Если начинать жизнь, то с чистого листа.

– С чистого листа начинают в первом классе, – сказал Филипп. – А у мальчиков постарше уже есть биографии. И я не хочу от своей биографии избавляться. Она не постыдная, я тебя уверяю.

– А у меня тоже есть своя биография. И у меня, кроме прошлого, есть еще и будущее. – Таня встала. – Спасибо за ужин.

– Сядь! – еще раз спокойно повторил Филипп Иванович. – Что у тебя прошлое и будущее, я знаю. А вот права у тебя есть?

– Только одно. Жить так, как хочу!

– Да я не об этом. – Он посмотрел на нее с хитрым прищуром. – Водительские права у тебя есть?

– Нет, – растерялась Татьяна.

– Вот и запишись завтра на курсы. Сдашь на права – куплю тебе машину.

Таня вся загорелась внутри, она уже давно хотела иметь свою машину. Но просто так сдаться она не могла.

– «Семерку»? – спросила она.

– А ты какую хочешь?

– «Ауди ТТ».

– Ну, куплю тебе «ТТ». Но для начала не новую. Посмотрим, как ты будешь водить.

– Это в качестве компенсации за квартиру? – уточнила она.

– Не перебарщивай, хватит, – приказал Филипп и знаком подозвал официантку, чтобы расплатиться. – Будешь меня возить, когда я выпью.

– А какая машина у Маши? – вдруг, прищурив глаза, спросила Таня.

– Никакой. Я ей не покупал.

– Почему?

– Да она не сможет водить. Не хочу, чтобы она рисковала. Сейчас в Москве на улицах столько придурков!

– А за меня, значит, вы не боитесь. Я и хотела услышать от вас этот ответ, – сказала Таня.

– Хватит скандалить, пошли домой! – Филипп крепко взял ее под руку. – Выпила на копейку, а разоралась на миллион!

«Ну, я тебе покажу завтра! Я тебе покажу!» – Таня стояла и смотрела в темноту, пока он ловил машину. Она словно уже ощущала себя в объятиях Азарцева. И ночью в постели с Филиппом она была, как никогда, огонь.

«Какая девчонка! – думал он, когда она уже заснула, а он прошел в ванную. – Какая девчонка!»

Филипп Иванович вдруг заметил и разбитое зеркало над раковиной, и ванну в потеках. «Надо будет спросить у юристов, что у нас сейчас делается на рынке жилья. Купить, что ли, новую квартиру? А эту оставить Маше, как она есть...»

18

– Где он? – спросила Тина у Барашкова, как только пришла в себя.

– Кто?

– Володя.

– Зачем он тебе? – удивился Аркадий. – Он ушел. Вместе с...

– Я не хочу знать, с кем он ушел. Верни его!

– Ты с ума сошла?

– Верни его! Пожалуйста... – У Тины полились слезы. Лицо покраснело и сморщилось.

– Перестань. Я даже не подумаю.

Она вдруг сползла перед ним на пол и встала на колени.

– Аркадий, я тебя умоляю, съезди за ним... – Она рыдала и не могла остановиться.

Барашков за плечи поднял ее с пола и стал трясти.

– Ну-ка, приди в себя, наконец! Хватит рыдать! Ты спасибо должна сказать, что теперь знаешь, что собой представляет этот урод...

– Аркадий, мне все равно, что ты про него говоришь. – Тина размазывала слезы по лицу. – Как ты не понимаешь, что мне все безразлично – с кем он тут был, что он тут делал... Главное – это то, что он жив, а второе – верни его, я хочу с ним поговорить, разобраться...

– В чем разбираться? Не будь смешной, Тина!

Она вдруг выпрямилась перед ним во весь рост. В сравнении с огромной фигурой Аркадия это выглядело немного смешно и неприятно.

– Как ты смеешь мне это говорить? Ты, который ничего не понимает в любви... Теперь я понимаю, что ты никого не любил, никогда не любил! Ты и меня не любил... Но мне наплевать на это, – она бормотала, как в лихорадке. – Верни мне его, хоть на час! Хоть на минуту!

Аркадию стало ее жаль.

– Подумай сама, зачем?