— Ам! — гаркнула на нее толстуха и тихо пояснила моментально заткнувшейся бабке: — Укушу!
Народное средство подействовало моментально. Икать она перестала, но теперь, по идее, должна была начать заикаться.
Аня наслаждалась. За этот спектакль было бы не жалко и заплатить. Мысль о том, что бывшие родственники отныне будут жить в столь теплой и веселой компании, будоражила ее воображение. Жалость, на мгновение кольнувшая ее, тут же улетучилась, едва она вспомнила, как лежала в роддоме. Ее тогда никто не пожал ел…
— Хозяйка, скинешь? — улыбнулась золотыми зубами тетка.
— Подождите, подождите, — зашевелилась Мария Сергеевна.
— Подождем, — миролюбиво согласилась тетка и выжидательно уставилась на набирающую воздух бабку.
— А как это, позвольте, мы тут будем жить в трех комнатах? — И она победоносно взглянула на Ольгу Ивановну: — В каком, простите, количестве и каким образом?
— А что количество? — словоохотливо пояснил тощий. — Я, да жинка, да сестры ейные, да брательник мой, ну и дети еще. Разместимся, не сомневайтесь! Мы все в вагончике жили, и то ничего! Места на всех хватит. Не волнуйтесь!
Аньке захотелось его расцеловать. Даже в самых смелых мечтах она не могла бы себе представить более радужной перспективы. Злорадная улыбка, которую она с превеликим трудом пыталась сдержать, щекотала губы.
— Да нет, я как раз волнуюсь! — взвизгнула бывшая свекровь и повернулась к ней: — Интересно, как это ты полторы комнаты продаешь?
— Вот дура-баба, — вступил в дискуссию толстый. — Точно, такие ведьмы долго не живут!
— Вы мне тут не угрожайте, у меня свидетели! Вы на что намекаете? — дрожащим голосом проквакала Мария Сергеевна.
— Да ни на шо! — искренне удивился толстый. — Злая ты больно, тетка! Желчи в тебе много. Мы к тебе со всей душой…
— Со всей семьей, — не выдержала Аня и хихикнула. Сохранить лицо не получилось.
— Молчи, змея, — просвистела Мария Сергеевна. — Еще раз спрашиваю, как мы будем делить третью комнату?
— Да не переживай, бабуся, поделим потом! — успокоила ее тетка. — Ежели стесняешься, мы перегородку положим. Кирпичную. Мы ж строители. Тут такие площадя, что можно и четырехкомнатную, и даже пятикомнатную квартиру сделать…
Первым сдался Андрей. Сцапав Аню за локоток, он попытался уединиться с ней в гостиной.
— Послушай, ну нельзя же так. Ты ведь никогда не была такой стервой. Ты же мягкая, нежная, добрая, почему ты со мной так поступаешь?
Андрюша! — развеселилась Анька. — Кто тут мягкая и нежная? Ты меня с кем-то явно перепутал. У меня, милый, такая веселая жизнь, что я уже давно жесткая и шершавая, иначе не выплыть. Когда-то у Меня были замечательные учителя, ты со своей старушкой мамой! Если бы не вы, я бы, может, так и осталась доверчивой покладистой девочкой. И современная действительность меня бы быстренько разжевала и выплюнула. Но в борьбе с вами я закалилась, как меч-кладенец. Не могу не сказать за это душевное спасибо.
— Вот видишь, все, что ни делается, все к лучшему! — обрадовался Андрей. — Получается, что именно нам ты обязана своим сегодняшним материальным положением.
Аня изумленно качнула головой и с любопытством взглянула на бывшего супруга: судя по вдохновенному выражению лица, он искренне верил в то, что озвучивал.
В очередной раз подивившись своей юношеской слепоте и неразборчивости, Аня молча попыталась выйти из комнаты.
— Ань, ну ты же нам всю жизнь под откос пустишь. Ты же убьешь нас с мамой чужими руками! Ведь эти… эти строители, они нас в эти перегородки замуруют!
— Да? — улыбнулась Аня, вспомнив волка из «Ну, погоди!». — Так это вы сами себя замуровали, милый.
Поняв, что все аргументы исчерпаны, Андрей вдруг нагнал во взгляд тоски и загадочности и прогундосил:
— Я понимаю, ты не можешь мне простить ту историю с Кариной. Конечно, для женщины это серьезная психологическая травма, но ведь это было просто увлечение! Я сам потом переживал. О, знаешь, как я переживал!
Решив изобразить печального Пьеро, он собрал лоб в гармошку и трагически скосил глаза к носу.
Пантомима не удалась. Андрей слегка перестарался и стал похож на больного зайца с прогрессирующим косоглазием.
Аня хмыкнула. Имя той давней соперницы она слышала впервые, да и не в ней было дело. Похоже, он даже не помнил о том, что тогда она потеряла ребенка. Вот это да! Последние угрызения совести и сомнения в том, что при грехах на копейку месть получилась аж на три рубля, испарились, как утренняя роса.
Не заметив ее выражения лица, Андрей продолжал бороться за квадратные метры:
— Анюта! Я должен тебе сказать, чтобы, уходя, ты знала: я до сих пор люблю тебя. Я всегда любил тебя! В моей жизни, в моем сердце нет места другой женщине!
— А спеть? — перебила его напыщенную речь Аня.
— Что?
— Ну, теперь надо спеть. Или сплясать. Только не русское-народное, а что-нибудь из классического балета, чтобы соответствовало моменту.
Андрей хмурился, соображая, действительно ли от него ждут сольной партии, или бывшая жена издевается.
— Не пыхти, — облегчила его страдания Аня. — Ничего у нас не получится. Даже если спляшешь.
Договорившись с Ольгой Ивановной и тепло попрощавшись с будущими покупателями, так замечательно скрасившими ей этот печальный день, она в последний раз посмотрела на свою бывшую семью. Мария Сергеевна, которую Андрей пытался затолкнуть в комнату, растеряв последние остатки своего хорошего воспитания, торопилась обогатить запас ненормативной лексики присутствующих, вызывая живейший интерес у толстого мужика. Похоже, некоторые выражения он слышал впервые.
— Веселая бабка, — добродушно прогудела тетка, легко втолкнув и Андрея, и его мамашу в комнату. — Думаю, общий язык найдем. Вы за нас не переживайте.
Ане стало смешно. Да уж. За эту дружную семью точно можно было не переживать.
Приехав домой, она завалилась спать с ощущением хорошо проделанной работы.
Юльку ноги домой не несли. Она радовалась обилию поручений, хотя справлялась с ними из рук вон плохо. Половину забывала, что-то путала, документы пропадали на ее столе, словно в Бермудском треугольнике. Мысли постоянно крутились вокруг разрушающегося на глазах семейного счастья. Аня не звонила, а сама Юлька решила ее не беспокоить, понимая, что ничего обнадеживающего от подруги она все равно не услышит: уж больно замысловатая сложилась ситуация.
Выйдя на улицу, она побрела в сторону метро. Дома наверняка ждал очередной букет. Предыдущий дар неизвестного воздыхателя краснеющая Тамара Антоновна предложила выкинуть. Юлька обрадовалась и с жаром, сбивчиво оправдываясь, начала запихивать шуршащий веник в ведро. Он не влезал, поэтому Юлька, вылупив глаза, переломила его пополам и, пыхтя, затолкала в мусор, прикрыв крышкой.