«Нарочно не придумаешь! – Татьяна чуть не плакала от злости и досады. – Выходной наряд бомжихи с соседней помойки. Даже если Вова и сомневался в правильности своего выбора, то сейчас он наверняка лишний раз убедился – прав. Сто раз прав!»
Нет, совсем не так представляла она себе эту встречу. Вернее, как и любая брошенная жена, она мечтала приподняться и как-нибудь красиво отомстить. В моральном плане, конечно.
– Что пришел? – равнодушно обронила Таня, зачем-то старательно протирая грязной тряпкой косяк. Словно демонстрировала: я страшно занята, так не терять же время, хоть помою тут…
– По делу. – Володя протиснулся в квартиру, брезгливо втянув живот и приподняв плечи, словно в дверях была не мать его ребенка, а навозная куча.
Как же ей хотелось от всей души шлепнуть вонючей тряпкой по его гордой спине, обтянутой тонким пиджаком!
– Ты не вовремя, – выдавила она опять нарочито равнодушно, но уже сдерживаясь из последних сил.
– Мне так удобнее.
Да, точно. Он всегда делал именно так, как ему удобнее. И ее с ребенком он тоже бросил, потому что так было удобнее.
– У тебя кто-то есть? – Он разговаривал по-деловому, словно приценивался к лошади на базаре. В этом вопросе не было ни ревности, ни хотя бы элементарного интереса.
– Я одна, все на даче.
– Ты прекрасно поняла, о чем я. – Вова даже не разозлился, просто констатировал факт.
– Тебе-то что?
– Просто спросил. У меня к тебе дело. Взаимовыгодное предложение, так сказать.
– Ты исчез прямо перед родами и теперь пришел ко мне через три года, чтобы сделать взаимовыгодное предложение? – Татьяна все-таки не выдержала, скатилась на разборки, а так хотелось сохранить лицо до конца. Да, не в вечернем платье, зато гордая и независимая.
«Неужели зависимая? – ужаснулась она. – От кого? От этого прыща в костюме? Почему?»
– Давай забудем все, что между нами было. – Он так и не рискнул сесть на табурет. Конечно, в кухне был такой бедлам, что его светлые брючки могли испачкаться.
«Дать бы ему сейчас по морде сковородой с остатками вчерашнего жира!» Татьяна довольно улыбнулась, представив, как маслянистые капли медленно стекают по светлой ткани, оставляя темный след. И даже шкварки, прилипшие к лоснящейся физиономии, представила.
– Я думаю, что ты хочешь получить развод, – уже менее уверенно продолжал Вова, слегка деморализованный ее непонятной улыбкой. – Я готов тебе его дать.
Она потом долго жалела, что все-таки не воспользовалась сковородой или, на худой конец, тряпкой. Развод был, была масса унизительных процедур, тягостной беготни за какими-то бумажками и Натальины упреки в неправильном поведении.
– Подай на алименты, бестолочь! Хоть какие-то копейки!
– Вот именно – копейки! – Это не Ведеркина, а она стояла перед самым подлым в мире человеком в папиных линялых штанах и старой рубахе, поэтому хотелось хоть в чем-то быть на высоте. – Мне его деньги не нужны! Я сама в состоянии прокормить своего ребенка!
Сколько раз потом она жалела, что отказалась от денег. Таня почему-то думала, что морально унизит бывшего мужа своим нежеланием брать его «грязные» рубли. Но разве может упасть червяк, ползущий по дну выгребной ямы. Не может – некуда. Так и Вову ударить этим широким жестом не получилось. Он лишь довольно потер руки и навсегда исчез из Татьяниной жизни.
Казалось, что все это было не с ней. Знакомство с Вовой повлияло на Татьянину судьбу, точно лобовое столкновение с «БелАЗом». Наивное девичество необратимо сменилось одиноким материнством. Конечно, в ее жизни появлялись мужчины, но они были сродни белым кораблям на далекой линии горизонта: бульк – и только воспоминание повисает сизым дымком. К тридцати годам у Татьяны накопилась внушительная туча этих дымков, грозящая обрушиться на нее ливнем и утопить в депрессии.
Ведеркиной везло примерно так же. Только Татьяна замкнулась в комплексах, а Наталья упорно продолжала поиск своей половинки. Последним изыском подруги было довольно рискованное предприятие – поиск мужчины по газетным объявлениям.
– Я в этом не участвую, – категорически заявила Татьяна. – И тебе не советую.
– Да? А что ты мне советуешь? – ныла Ведеркина. – Остаться старой девой?
– Если память мне не изменяет, ты уже не дева.
– Изменяет тебе твоя память. Это возраст, милочка, – брюзжала Наталья. – Девушка становится женщиной, родив ребенка. Вот у тебя Каринка есть, а я что?
Все-таки прав Энштейн: все относительно. Тринадцать лет назад наличие ребенка казалось Татьяне трагедией, она была убеждена, что найти мужа, имея на руках наследника, задача невыполнимая. Наталья деликатно помалкивала. Ей тоже было ясно, что ребенок запросто может оказаться помехой личному счастью. С годами все поменялось, и ситуация рассматривалась с точки зрения «черт с ними, с мужиками, хотя бы ребенок есть». В результате шансы сравнялись и стали одинаковыми, вернее, шансов почти не было: ни та, ни другая своего единственного так и не нашли. И не в ребенке было дело. Мужчин в природе по-прежнему было много, как и денег. Только и деньги, и мужчины были чужими.
– Так и умру одинокой и забытой! На старости лет ни внучков понянчить, ни с дедом каким-нибудь на лопатах подраться, – давила на жалость Ведеркина.
– Не хнычь. Мы будем сажать у тебя на могилке цветочки.
– Не дождетесь. Я сама кому угодно фиалок понавтыкаю. Так что? Давай попробуем?
– Через газету? Ни за что!
– Ну, как тебе не стыдно! Я же боюсь одна! Вдруг на маньяка наткнусь. – Ведеркина шуршала заранее приготовленной газетой и зудела, как разбуженная осенняя муха. Таня была уверена, что Наташка уже успела разметить нужные объявления цветными фломастерами по степени интересности и перспективности.
– И что? Ты хочешь умирать от руки маньяка в моей компании? Или ты, может быть, думаешь, что я, как пионер-герой, буду его отвлекать, пока ты смоешься?
– Я тебя не брошу! – Наталья преданно заглядывала в глаза подруге.
– Ты ерунду какую-то мелешь. Не будем же мы ходить на свидания вдвоем.
– Почему нет, ты со стороны посмотришь…
– Ага. В кустах посижу. Как Штирлиц – с парашютом и звездой на буденовке. Неужели нельзя придумать менее экстремальный способ знакомства? – Татьяна злилась, так как знала – Ведеркину проще убить, чем переубедить.
– Злая ты.
– Я трезво смотрю на жизнь.
– А мне, Танька, от этой жизни так напиться хочется, чтобы не смотреть на нее трезво! Это ж не жизнь, а сплошное ожидание…
– Ожидание чего?
– Поезда. Который тебя переедет, если вовремя не отскочишь.
– Тоже мне – Анна Каренина! – фыркнула Татьяна. – А не надо лезть под поезд и читать дурацкие объявления.