– Я?
– Ну, не я же. В смысле, мне кажется, что я его папе и так понравилась.
– Бред, – потрясла головой Татьяна. – Это все происходит не со мной. Хорошо, я буду дико любезна с твоим Веником и с его папой.
– А папа холостой и симпатичный, между прочим.
– Между прочим, это, кажется, ты замуж собралась.
– Еще неизвестно. Может, я передумаю, – обнадежила ее Карина, после чего мать прикусила язык и перестала задавать вопросы. Она уже воспитывала дочь в одиночку и не желала такой же судьбы своему ребенку.
Кроме того, она прекрасно помнила, какое неизгладимое впечатление произвела на Юрия Михайловича, поэтому для начала следовало реабилитироваться, а потом уже налаживать отношения, чтобы будущий родственник не смотрел на них свысока. А если копнуть глубже, то еще в Танином сознании теплилась надежда, что он обязательно расскажет Крыжовникову, каких высот добилась брошенная им женщина. Обида на Семена репейником прицепилась к ее ранимой душе и проволоклась через годы, как набор консервных банок за машиной американских новобрачных.
Дом Юрия Михайловича был похож на крепость: на подъезде шлагбаум, в дверях охранник, двери в квартире железные. Хозяин долго, молча и недоверчиво разглядывал Татьяну.
– Вы нас впустите? – она решила с самого начала следовать образу деловой женщины. Чувствуя себя ребенком, который хвастается в детском саду новым велосипедом, Татьяна небрежно бросила на столик в холле ключи от машины с тяжелым брелком «БMВ» и мобильный. Брелок ей подарили сотрудники на Новый год, а ультрамодный телефончик она купила сама для престижности. Престижность стоила дорого и была удивительно неудобной в пользовании, зато сейчас аппаратик пригодился как нельзя более кстати. Носков с удивлением проследил скольжение аксессуаров по полировке и прилип взглядом к Тане. Липнуть было к чему. Будущая теща в корыстных целях произвела сногсшибательную реставрацию внешности, обежав по кругу косметолога, парикмахера и маникюршу. Результат стоил усилий. Юрий Михайлович нервничал и даже, кажется, смущался.
– А где Веня? – с детской непосредственностью спросила Карина.
– На стол накрывает. К-хм, приятно познакомиться.
– Мы уже знакомились. – Татьяна решила играть роль оскорбленной в лучших чувствах мамаши. А как же? Ее доченьку, любимую кровиночку, сбили с пути. И нечего на них так смотреть, они не просить пришли, а разбираться.
– Да-да, конечно, проходите, пожалуйста.
В столовой высокий полный молодой человек неловко расставлял приборы. Он был точной копией Юрия Михайловича: серые глаза навыкате, светлые кучерявые волосы, только у Носкова их было раз в десять меньше, круглое брюшко под рубашкой и широкие покатые плечи.
– Здрасте, – он посмотрел на Татьяну с веселым любопытством и подмигнул Карине. – Пап, мы пойдем пошепчемся.
Не успела Таня открыть рот, чтобы возразить, как молодые люди исчезли с горизонта.
– Я не понимаю… – Она растерянно посмотрела на Юрия Михайловича, который тоже, похоже, не особо понимал, как себя вести.
– Ну, думаю, волноваться уже нет смысла. Хуже уже не будет.
– Хуже?
– В смысле – ничего не изменится, – покраснел без пяти минут дедушка и гостеприимно взмахнул руками. – Может, присядем!
– Нет, мы, безусловно, присядем, но хотелось бы услышать, что дети планируют. Раз они уже такие взрослые, чтобы принимать решения, то хотелось бы услышать, как они собираются расхлебывать последствия. Подстраховаться, так сказать. А то нам потом скинут на руки младенца, и что нам делать?
– Воспитывать, – робко предположил Юрий Михайлович.
– Да-да, я уже слышала от вас эту версию. Я сяду дома и буду изображать бабушку Красной Шапочки: печь пироги, вязать носки и сажать огород.
– Если хотите, я извинюсь.
– Хочу, – неожиданно с вызовом выпалила Татьяна.
– Приношу свои глубочайшие извинения. Был не прав, но вы тоже… Что вы в таком виде пришли? Ввели меня в заблуждение, я теперь просто идиотом себя чувствую.
– Это правильно. Не надо судить о людях по одежке. Народная мудрость. – Татьяна зачерпнула салат и вопросительно посмотрела на хозяина: – Вам положить?
– Да, пожалуй. А вы, как я понимаю, нашли работу…
– А вы как думали? – высокомерно подняла брови Таня. – Что я поседела от горя, разбежавшись с вашим Крыжовниковым, запила и опустилась? Я, наоборот, благодарна Семену Сергеевичу за то, чего сейчас достигла. Останься мы вместе, он бы тянул меня ко дну, как якорь.
– А сейчас вы, значит, как воздушный шар?
– Вас что, фигура моя не устраивает? – напряглась Татьяна. – Что за аллегории?
– Что вы! Я в положительном смысле! Имел в виду, что вы все выше и выше, к звездам, так сказать, – Юрий Михайлович даже вспотел от смущения. – Вы очаровательно выглядите, просто похорошели несказанно!
– Со вчерашнего дня? – мрачно уточнила Таня.
– Нет, вообще. И в частности. И… Давайте выпьем за встречу. Я очень рад…
– Юрий Михайлович! Вы не забыли повод, по которому мы встретились? Он не совсем праздничный! У нас в некотором роде – неприятности.
– Так дети – счастье! Почему же неприятности?
– Потому что моей дочери всего восемнадцать, и я никак не могу заставить себя радоваться ее беременности. Надеюсь, вас это не сильно удивляет?
– Ну, собственно, да. Вы правы, – смешался хозяин, но налитую водку выпил. Татьяна действовала на него странным образом. Еще когда он впервые увидел ее в офисе, много лет назад, мелькнуло странное чувство, что на эту женщину хочется смотреть постоянно, хотя, по сути, она была обычной грудастой симпатяшкой, на которую к тому же положил глаз гуляка Крыжовников. Она ушла, стерлась из памяти, а вот сейчас стояла тут, в его квартире, и у Юрия Михайловича непривычно щемило в груди. – Давайте, я все же налью вам выпить.
– Вы лучше будущих родителей позовите, а то у меня сейчас нервный тик начнется.
Через несколько минут хихикающие и довольные молодые были усажены за стол.
– Ну-с, – Юрий Михайлович повернулся к сыну. – Я так понимаю, нам есть что обсудить.
– Давайте выпьем за мир во всем мире, – провозгласил в ответ сын и покачал бокалом. Красное вино лениво мазнуло по стенкам.
– Да, за мир, – подтвердила Карина и тоже потянулась к бокалу.
– Тебе нельзя! – ахнула Татьяна.
– Нельзя? Я уже совершеннолетняя, почему это мне нельзя? – поразилась дочь и уцепила емкость за тонкую фигурную ножку.
– Потому что в твоем положении это вредно! – почти хором пропели родители.
– В моем… чем?
– Пойду за горячим, – изобразил приступ гостеприимства Веник и ретировался с поля боя.