– Да я просто мимо шла!
– И давно ты мимо ходишь? Все нормальные бабы дома, мужей кормят, а ты все тут отираешься!
– Я не отираюсь! И если все нормальные бабы дома, то и все нормальные мужики тоже дома! Чего же ты тогда стахановца из себя строишь? Выслужиться хочешь? И почему где я, там и ты?
– И не мечтай! – сплюнул Никольский, хлопнув дверью.
Настроение у Кати испортилось, словно лист бумаги, попавший в огонь и съежившийся в крохотный обугленный шарик. Все-таки обидно, когда красивый мужик, пусть даже такой противный и высокомерный, не делает никакой разницы между тобой и какой-нибудь Мышкиной, откровенно демонстрируя неприязнь. Ведь, по сути, она еще ничего плохого ему не сделала, наоборот, это Никольский изначально вел себя совершенно по-свински. Когда ты раздражаешь женщин, то это можно списать на ревность, зависть и что-нибудь еще, приятное и поднимающее собственную самооценку, но когда бесишь мужчин – это уже диагноз.
За счастье надо бороться, а в борьбе побеждает либо самый сильный, либо самый упорный. Презрев недобрый знак в лице нахамившего Никольского, Катя решила прибегнуть к старому испытанному способу – погадать на пуговицах: любит – не любит – плюнет – поцелует… Пуговиц оказалось три. Отчаявшаяся Катерина начала ощупывать куртку с упорством алкоголика, потерявшего заначку. Упорство было вознаграждено: на капюшоне оказался хлястик, прикрепленный четвертой пуговкой.
«Судьба!» – удовлетворенно хихикнула Катя и снова замерла в засаде.
Долго ждать не пришлось. Сквозь кованую решетку забора было видно, как большая темная иномарка хищно крадется к выезду. Прищурившись, она углядела значок «Мерседеса» и снова вывалилась под колеса. Теперь, памятуя о том, что водителей типа Никольского случайно выскакивающие перед капотом пешеходы не радуют, она решила, не мудрствуя особо, поскрестись в окошко. Тонированное стекло медленно поехало вниз, и Катерина, боясь упустить что-нибудь из заготовленной речи, сбиться, застесняться, торопливо зачастила в темноту салона:
– Ой, извините, до метро не подбросите? А то я договорилась с соседом, а он не приехал. Я так замерзла, просто ужас! До дома еще час ехать, а на дворе ночь, страшно так! Но я привыкла одна ходить, не боюсь совершенно. Только холодно очень, поэтому мне бы хоть до метро, до какого-нибудь!
Она тараторила, боясь замолчать, и судорожно цеплялась за дверцу, словно это помогло бы удержать машину в том случае, если водитель решит наплевать на ее слезное выступление и уехать. Собственно, этой речью Катя планировала поставить Крягина в безвыходное положение и принудительно влезть в автомобиль. Вряд ли Клейстер, как сиамский близнец, тащится за шефом домой, поэтому им представится наконец-то шанс объясниться без свидетелей.
Все в этом мире относительно, правота тоже бывает разной. Клейстер действительно не собирался увязываться на ночь глядя за Крягиным, хотя часть вопросов они так и не решили. Он просто сидел за рулем своей машины и слушал, как новая секретарша мелет абсолютную ахинею дрожащим от смущения голосом.
«Интересно, что ей на самом деле надо? Хочет стучать или… Нет, это вряд ли», – размышлял он. Конечно, можно было ей отказать, сославшись на субординацию и наличие общественного транспорта, но любопытство победило. Кирилл Антонович перегнулся на пассажирское место и молча распахнул дверь. Молчать – оно всегда вернее. Женщины не умеют молчать, поэтому всегда стараются заполнить образовывающиеся в диалоге паузы ненужной информацией. Иногда из пестрого вороха слов удается выудить весьма полезные сведения.
– Так удачно, что вы именно сейчас поехали, – тряслась в ознобе Катя. – А то я чуть не ушла. Тепло так, уютно, как дома.
«Удачно! – хмыкнул про себя юрист. – Кому как».
Катерина нервничала. Замерзшие на морозе сопли начали оттаивать, и она беспрестанно шмыгала носом, стараясь заглушить неромантическое хлюпанье голосом.
– Какая у вас машина большая! Просто целый автобус. Люблю большие машины.
По большому счету, после этого ценного сообщения можно было высадить болтливую пассажирку, предложив ей поймать фуру или «БелАЗ», но она успела расстегнуть куртку и даже одну пуговку на блузке, памятуя о реакции шефа на вырез, и Клейстер периодически с удовольствием косился на белевшее в сумраке декольте. Высаживать девушку, обладавшую такими соблазнительными формами, не хотелось. Пусть стрекочет. В конце концов, она его явно стерегла и рано или поздно все-таки дойдет до сути и объяснит, зачем весь спектакль. Кирилл Антонович не любил неясных и незавершенных ситуаций.
– Вообще-то я не тороплюсь, – выдала Катя, исчерпав все мыслимые и немыслимые комплименты. Она косилась в окно, стесняясь посмотреть в глаза своему спутнику. Она чувствовала, что говорит лишнее, глупо дергается и вообще – ведет себя ужасно нелепо. Скорее всего на лице Крягина сейчас снисходительная усмешка: он догадался, что нравится ей, а подобная догадка обычно портит мужчину, как капля хлористого кальция бочку молока.
В носу защекотало, Катерина чихнула и протяжно шмыгнула.
– Возьмите в бардачке салфетку, – не выдержал Клейстер.
– Что вы тут делаете?! – взвизгнула Катя, моментально развернувшись к водителю и поняв, что вместо Крягина на руле висит юрист.
– Хороший вопрос. Женский такой. Что лишний раз подтверждает нестандартность женского типа мышления. Во-первых, я тут давно. Во-вторых, веду машину. Вижу по лицу, что вопросы у вас еще есть. Я тоже никуда не тороплюсь, так что задавайте.
– Это машина Леонида Викторовича!
– К счастью, нет.
– Но это «Мерседес»! – в отчаянии воскликнула Катерина. Такой глупости просто не могло случиться: чтобы у юриста оказалась точно такая же машина – нонсенс!
– Да, – с долей похвальбы в голосе подтвердил Кирилл Антонович. – Представьте себе, модель не эксклюзивная. У некоторых тоже есть такие же… ммм… драндулеты.
Несмотря на всю свою индифферентность, спокойно говорить про машину Клейстер не мог. Это была его страсть, его гордость, домашнее животное и любимая женщина одновременно. Кирилл Антонович имел стандартную ориентацию, поэтому любимого мужчины у него быть не могло категорически. Машина ласково звалась «Мариком» и «Мурсиком», протиралась велюровыми тряпочками в тон полировке и мылась исключительно на евромойках.
Первым автомобилем юриста был пронзительно-зеленый «Москвич». Воспоминания он оставил о себе самые гнусные, как бывшая теща после развода. «Москвич» с завидной регулярностью ломался, всякий раз выбирая для предсмертных конвульсий самые неудачные моменты. Когда он заглох посреди проспекта именно в тот день, когда Клейстер вез любимую девушку на экзамен, это стало последней каплей. Возмущенная дама, не понимавшая тонкостей технического прогресса и желавшая произвести неизгладимое впечатление на товарок, предъявив им «моторизованного» ухажера, оскорбилась до глубины души и навсегда исчезла из жизни незадачливого водителя. Вслед за ней ушел из судьбы Клейстера и подлый автомобиль. О машине он не жалел, о даме тоже, рассудив, что «не дама и была». С тех пор Кирилл Антонович задался целью купить машину с большой буквы. Таковые агрегаты стоили дорого, поэтому юрист занялся накоплением и наконец приобрел предел своих мечтаний и финансовых возможностей. Крягин менял машины каждый год, чтобы быть на гребне то ли моды, то ли просто выпендрежа, поэтому его предыдущий «Мерседес» по сходной цене отошел к Кириллу Антоновичу.