– Ну вот что, девушки, – Антон через силу улыбнулся. – Вечер не удался. Вы тут сами разберитесь, а я пока в душ.
Разбираться с брюнеткой Серафима была не готова. Она вообще не желала никаких разборок. Слишком унизительно делить мужика, который к тому же гордо удалился омывать свое тщедушное тело. Дезертир! Закрылся в ванной и ждет, чем все закончится.
Ну почему ей так не везет?! Гадость какая! Слизняк! Бороться за него? Много чести. Тоже мне – приз.
– Я, пожалуй, пойду, – светским тоном обронила Серафима, пятясь к выходу. Похоже, что здравый смысл, слегка притопленный истерикой, периодически выныривал на поверхность «подышать»: продукты Сима забрала. Из принципа. Потому что вдруг явственно представила, как эта нагловатая девица запечет баранью ногу, и они с Антоном будут ее пожирать вдвоем, посмеиваясь над Симой. Жир потечет по подбородкам, мясо разлохматится неопрятными кусками, захватанные пальцами бокалы тускло застынут среди скомканных грязных салфеток… тьфу!
На автобусной остановке силы ее покинули.
«Зато ушла красиво!»
Это было последнее, что подумала Серафима перед тем, как горько и безутешно разрыдаться.
Даша задумчиво сидела на постели и прислушивалась к шуму воды в ванной. Девяносто процентов из ста, что Антон тоже прислушивается, но с другой стороны двери. Трус. Жук навозный. Поставить ее в такое дурацкое положение, обмануть, да еще с кем?! С Симкой Разуваевой. Они, конечно, не родственницы, но ощущение мерзопакостное, словно имел место инцест. А Разуваева изменилась. Похорошела, расцвела. Только одета неправильно и макияж деревенский. Но все равно – королева.
Пока Дарья Малашкина в тишине размышляла о метаморфозах, произошедших со скромной толстушкой Разуваевой, Антон, устав от ожидания и повышенной влажности в ванной, выполз на свежий воздух. Оставляя на паркете мокрые следы, он дошлепал до спальни и едва не поскользнулся, уцепившись за косяк:
– Ты?
– Я, – презрительно ухмыльнулась Даша. – А ты мыслил весовыми категориями? Думал, что твоя обманутая пассия задавит меня массой, выдворит на лестницу и приготовит ужин? Или надеялся, что мы обе свалим?
– Нет, почему… Я рад, что так вышло.
– А уж я-то как рада – словами не передать. Только буквами. На заборе.
– Ой, Даш, не начинай, – сморщился Антон. Правильно ему подсказывала интуиция: от таких самовлюбленных и самоуверенных баб одни неприятности и плохое настроение. Жаль, что осталась не Сима. Вот ей бы он объяснил все, а этой…
– Скажи, милый, это и была твоя жена, про которую ты так много рассказывал? Стерва, язва, исчадие ада с кучей диагнозов, которое на ладан дышит? А так на первый взгляд не похоже. Пышет здоровьем и цветет. Почему-то мне кажется, что это тоже была не жена, а заместительница. «Замжены», так сказать. Или «и.о.» жены? Так правильнее?
– Даша, накинь что-нибудь, – поморщился Антон. Начинается. Сначала будет строить из себя умную, спокойную, проницательную, потом начнет орать и обличать, а закончится все истерикой и требованием извинений и заверений в любви. Никакой любви с Дарьей Малашкиной ему уже не хотелось. Ну ее.
– С чего это вдруг? Застеснялся? Или на мне что-то новое выросло, чего ты еще не видал? – Даша нарочито сладко потянулась и начала медленно одеваться. – Так я не слышу: это еще одна подружка? А где же супруга, с которой ты встречал Восьмое марта. Только не говори, что праздник ты провел с Серафимой.
– Что, познакомились? – скривился Антон. – А почему это я не мог провести день с ней?
– Не «почему». На вопросы принято отвечать ответами, пардон за тавтологию. Так с кем, милый? С ней? Или с женой? Ты мне просто скажи: супруга у тебя имеется или это легенда, чтобы девки аппетит поумерили? С чего ты взял, что кому-то нужен? Думал, ты нас используешь? Дескать, как здорово я все просчитал: к женатому с загсом не пристанут. Зато какое разнообразие выбора. Да на фиг ты сдался, голубь. Это тебя используют, а не ты. Когда собираешься кого-то разжевать и выплюнуть, не забывай про теорию относительности: ты тоже в чьем-то меню. Все, чао, красавчег. С тобой было неплохо, но наверняка есть и получше.
Пока Антон подбирал адекватный ответ, Даша проскользнула мимо, снисходительно потрепав его по уху. Как собачонку.
Серафиме было жаль себя так, что на мгновение даже захотелось вернуться и испортить вероломному Антону остаток вечера. Дело было не в том, что планы на личную жизнь вновь рухнули, а в том, что ее предали. Лучше жить себе тихо серой гусеницей, жрать яблоки и ждать старости, чем собраться с силами, превратиться в бабочку, успеть возгордиться и закончить свои дни раньше срока, оказавшись сухим экспонатом в чьей-то коллекции. Потому как неожиданно и несправедливо. Планируешь одно, а фортуна, нагло ухмыляясь, преподносит нечто совсем другое.
Вот почему все вокруг довольны жизнью? Хотя, может, если покопаться, то только делают вид, что довольны. На Серафиме, вон, тоже не написано, что ее только что бросили. Мало ли, почему плачет. Может, зуб болит.
Она поспешно промокнула остатки слез платком и трубно высморкалась. Сидевшая рядом бабка, до этого с сорочьим интересом косившаяся в Симину сторону, вздрогнула и перекрестилась.
Итогово шмыгнув, Серафима начала восстанавливать макияж. В сумерках утекавшего на закат дня процесс шел проблематично, но помогала шальная мысль: когда кажется, что все потеряно и надежды нет, как раз и открывается второе дыхание. Вот вдруг именно сейчас, врезав от души и полюбовавшись результатом, экспериментаторша-судьба решит осчастливить великомученицу? А она вся в разводах туши и опухшая, как переваренная сарделька.
У остановки призывно бибикнул автомобиль.
– Что-то слишком быстро, – мелькнуло в Серафиминой голове трусливое сомнение. – Неправдоподобно.
К машине тут же, уверенно повиливая тощим задком, направилась тонконогая блондинка. Джинсы, больше похожие на две трубочки для коктейля, свободно болтались на ее конечностях.
«Надо же, и никаких комплексов!» – завистливо подумалось Симе.
Бабка сплюнула, а стоявший неподалеку одышливый толстяк вдруг перестал пыхтеть и засопел в другой тональности.
Когда блондинка изогнулась грациозной дугой, отчего ее коротенькая куртенка задралась, обнажив дистрофичную талию и выступающие острые позвонки, а джинсы сползли, явив миру углы тазовых костей, на одном из которых было вытатуировано нечто брутальное, бабка с дребезгом захихикала, а мужик выдохнул и зажмурился.
– Везет же, – отвернулась Серафима. – А мне вот не бибикают.
Но, как выяснилось, бибикали именно ей.
Недовольно отлепившись от дверцы, девица процедила:
– Дама, это вас.
– Меня? – встрепенулась Сима, но тут же солидно нахохлилась и, демонстрируя высокомерное удивление, медленно и нехотя пошла к машине. От неожиданности она даже не обиделась на «даму». Какая она дама?! Девушка на выданье! В самом соку, можно сказать.