На этот раз Фиона изъявила желание пообедать с Эдриеном в «Вольтере» и спокойно пережила встречу со знакомым редактором. Ей нечего было больше скрываться. Она начинала выздоравливать и больше не чувствовала себя побежденной.
А на вопросы вроде: «Что ты теперь делаешь?» — Фиона отвечала с загадочной улыбкой: «Пишу…»
— Надеюсь, не производственный роман? — спросила редакторша, делая страшное лицо.
Фиона лишь рассмеялась в ответ:
— Разве я могла бы так поступить со своими друзьями? Я действительно пишу роман, но в нем нет ни слова ни об индустрии моды, ни об издательском деле. Я никому не выдам ваши секреты, — успокоила бывшую коллегу Фиона.
Когда женщина отошла от их столика, Фиона с улыбкой сказала Эдриену:
— Писать книгу о моде мне было бы чудовищно скучно.
Оба рассмеялись, набрасываясь на огромное блюдо с профитролями, которые им только что принесли. Эдриен с удовольствием заметил, что к Фионе вернулся аппетит. При этом он решительно не одобрял то, что Фиона так много курила.
— Как насчет того, чтобы купить собаку? — Эдриен давно собирался затронуть эту тему, но ждал, когда хоть немного забудется горечь утраты сэра Уинстона. Теперь, когда прошло уже немало времени, Эдриен наконец решился. Но Фиона лишь покачала в ответ головой, снова зажигая сигарету:
Ты помнишь, какой я была до всей этой истории, Эдриен? Так вот, я снова хочу стать прежней Фионой Монаган. Никаких обязательств, никакой ответственности, никаких серьезных длительных связей. Не хочу ничем владеть, не хочу никого любить, не хочу слишком привязываться к людям или к месту. Это правило хорошо работало много лет, а как только я позволила себе его нарушить — ты знаешь, что получилось.
Что ж, ее ответ ясно говорил Эдриену, что рана, нанесенная Джоном Андерсоном, все еще не зажила на сердце Фионы и, скорее всего, будет напоминать о себе всегда. Но Эдриену показалось, что Фиона, по крайней мере, перестала казнить себя за совершенные ошибки, думать постоянно о том, чего она не смогла дать Джону. В эти долгие месяцы затворничества она пристально вглядывалась внутрь себя. Впервые с тех пор, как Фиона ушла из журнала, Эдриен вдруг понял, что она поступила абсолютно правильно.
Теперь он видел перед собой новую Фиону — более мудрую и сильную. Жизнь ее перестала быть такой легкомысленной, как раньше. И в то же время характер Фионы, казалось, смягчился, она уже не стремилась к совершенству с такой неистовой силой, как раньше, и была снисходительнее к себе. Она была теперь настроена более философски, не так напряжена и даже удивила Эдриена, сообщив, что ей нравится самой убираться в квартире. Беспокоил Эдриена лишь тот факт, что Фиона жила одна, исключив из своей жизни всякое общение с мужчинами. Ведь ей было всего сорок три года — совсем не тот возраст, когда пора удалиться в келью. Но когда Эдриен сказал ей об этом, Фиона твердо заявила, что мужчины интересуют ее сейчас меньше всего. Ей не хотелось ни с кем встречаться, не хотелось вести светский образ жизни. Все, что ей было нужно, — это закончить свою книгу. Она поставила себе цель — дописать роман к концу лета. Потом Фиона приедет ненадолго в Нью-Йорк, чтобы найти агента, который сможет предложить ее рукопись издательству. Она останется в Париже на лето, чтобы работать, и не собирается в этом году отдыхать на юге Франции. Когда Эдриен спросил, не хочет ли она поехать в Сен-Тропе, Фиона даже поморщилась. И Эдриен осознал, что прежняя боль не покинула Фиону, она лишь прячет ее от посторонних глаз. В жизни Фионы Монаган было теперь много мест, куда ей не хотелось возвращаться. Она говорила, что утратила к ним интерес, но они с Эдриеном оба знали, что возвращаться туда было бы для Фионы слишком больно.
Эдриен задержался в Париже после Недели высокой моды, чтобы побыть с Фионой. А когда он уехал в конце июля, Фиона с удвоенной энергией принялась за работу. Визит Эдриена был для нее глотком свежего воздуха. Они и так часто разговаривали по телефону, но совсем другое дело — общаться лицом к лицу, обедать в «Вольтере», проводить вместе вечера. Однажды Фиона приготовила для Эдриена обед дома, и они сидели вечером на террасе, ели сыр, запивая его вином, и Эдриен вдруг подумал-, что Фиона выбрала для себя не такую плохую жизнь. Он даже позавидовал ей. Но потом решил, что и ему не стоит роптать на судьбу. Ему досталась в наследство отлично отлаженная машина, которой правил теперь он. Впрочем, Эдриен все же провел в журнале кое-какую реорганизацию.
— Может быть, когда я вырасту, то тоже приеду в Париж и напишу книгу, — Эдриен вытянул перед собой длинные ноги в очередном шедевре из крокодиловой кожи модного дизайнера.
— Ты должен написать книгу, которую не написала я, — с улыбкой сказала Фиона. — О мире моды. Ты ведь знаешь куда больше секретов, чем я.
Эдриен вызывал у людей доверие, и они любили поверять ему свои большие и маленькие тайны. Эдриен умел их хранить. Фиона никогда не сомневалась, что он никому не разболтает ничего из услышанного от нее.
— Несколько наших знакомых сразу же наймут киллеров, — рассмеялся Эдриен. — Впрочем, иногда я думаю, что если они не сделали этого до сих пор, то, наверное, уже не сделают.
Эдриену нравилась идея написать книгу, но это было еще впереди. Сейчас он был абсолютно доволен своей жизнью.
Когда уехал Эдриен, работа пошла быстрее, теперь Фиона практически не отрывалась от рукописи. Она вставала рано утром, варила себе кофе, распечатывала пачку сигарет и садилась за работу. Как правило, она не вставала из-за компьютера до полудня. В полдень Фиона вставала, чтобы размяться, съедала немного фруктов и возвращалась к работе. Так она просидела за романом около двух месяцев. Париж опустел на лето, казалось, даже туристы все выбрали в этом году другие места — Бретань или юг Франции, а может быть, Италию или Испанию. Фиона выходила из квартиры только для того, чтобы купить еду.
В один ясный солнечный день в конце августа Фиона дописала предложение, поставила точку и откинулась на спинку кресла, глядя на экран со слезами на глазах и постепенно осознавая, что произошло. Она закончила книгу!
— О боже! — воскликнула Фиона в волнении.
Строчки прыгали у нее перед глазами, из горла вырывались сдавленные звуки — то ли смех, то ли рыдания.
— Я сделала это!
Фиона перечитывала вновь и вновь последний абзац. Она сделала это! Книга, в которую она вложила всю душу, закончена. Она писала ее восемь месяцев.
Фиона тут же кинулась звонить Эдриену. В Нью-Йорке сейчас как раз утро, и он только что пришел на работу. Сначала с ней говорил автоответчик, но, услышав, что звонит Фиона, Эдриен снял трубку.
— Ты можешь получить свою любимую работу назад, — в голосе его звучало отчаяние. — Они тут все сговорились свести меня с ума! Только что уволились сразу три редактора.
— Найдешь других, — отмахнулась Фиона. — Все редакторы заменяемы, включая меня. Лучше угадай, что хотела сказать тебе я…