Энн опустила голову. Да, он говорит правду. Это так похоже на Эдди. Он надеялся, что все устроится, поэтому ничего ей не говорил. Неясно, правда, зачем Макшейну салун, но он обещал Эдди вернуть его долю, когда тот отдаст долг.
Эдди был азартен и верил в свою удачу за карточным столом. Временами он не имел за душой и двух центов, но мог быстро заработать деньги, когда они ему требовались. Эдди знал ум Энн, ее твердость и расчетливость, с удовольствием отдавал ей деньги, и, когда она захотела стать хозяйкой салуна, поддержал эту затею. Эдди не обладал твердой волей, всегда надеялся на удачу. Все, что ему было нужно, – это бутылка виски, огонь в камине и покер. Хотя после нескольких порций виски он становился не слишком хорошим игроком. Энн опустила голову на подушку.
– Дайте мне отдохнуть.
– Хорошо, мэм, только не пытайтесь колотить меня, когда к вам вернутся силы.
– Убирайтесь к черту!
– Вы мне это уже предлагали, – засмеялся он.
– С первого раза вы не понимаете. И отпустите мои руки, если не хотите их сломать.
– Нет, Энн, я не собираюсь этого делать. Попробуйте быть повежливей.
– Отпустите меня.
– Будем состязаться в упрямстве? Я устал не меньше, чем вы. В вашем словаре есть слово «пожалуйста»?
– Пожалуйста, отпустите меня.
– Не знаю, стоит ли… – начал он.
– Проклятый индеец!
– Да, я на четверть индеец и горжусь этим. – Он сжал ее так, что она не могла пошевелиться, только смотрела на него, задыхаясь от гнева. – Я не уверен, что вы не броситесь на меня снова.
Энн сделала глубокий вдох и сосчитала до десяти.
– Пожалуйста, отпустите меня.
Макшейн разжал руки, и она быстро отодвинулась в угол кровати.
– Вы не могли бы встать?
– Дайте мне подушку, я устроюсь в кресле.
– У нас есть другие комнаты.
– Мне нужно остаться здесь, Энн, хотите вы того или нет. Ваш друг Кэш покинул нас только потому, что я умею стрелять быстрее. Кроме того, он не так глуп, чтобы совершить убийство при свидетелях. Но мое вмешательство его не обрадовало, и, похоже, ему не терпелось всадить в меня пулю. Он захочет вернуться, чтобы поговорить с вами.
Энн закрыла глаза.
– Тогда отодвиньте кресло подальше.
– Если вспомнить, что вы обещали эту ночь мне…
– Но вы скрыли от меня причину вашего появления здесь.
– Вы меня не спрашивали.
– А не могли бы вы убраться отсюда? Пожалуйста.
– Всему свое время. Бросьте мне подушку. Вы уверены, что не хотите, чтобы я лег на кровать?
Энн бросила ему подушку. Слава Богу, между ними сейчас хоть какое-то расстояние. Закрыв глаза, она слушала, как он устраивается на ночлег.
Невероятно. Весь день он не давал ей ни минуты покоя, тащил ее в комнату, чуть не вывихнул ей руки, а теперь удовольствовался креслом.
Он спас ее от Кэша.
Энн почему-то испытывала облегчение и разочарование одновременно. В каждом его движении столько энергии, от него исходит такая влекущая сила. Ей опять захотелось дотронуться до него. Какой он все-таки странный человек.
И, возможно, более опасный, чем она себе представляет.
Макшейн встал с кресла и направился к балконной двери. Энн с бьющимся сердцем незаметно следила за ним. Он так не похож на всех, с кем она встречалась. Сила и изящество, суровое лицо, темные загадочные глаза с отблеском внутреннего огня.
Он задернул бархатные шторы, и комната погрузилась во мрак. Она слышала, как он расстегнул кожаный ремень с пистолетами.
Не забывай, что это враг.
Энн вздрогнула. Он так близко, а она совсем беззащитна. Но ей нужно восстановить силы.
Она закрыла глаза.
Макшейн опустил голову на подушку и сразу уснул.
…Клубы пыли растут, приближаются, наполняются звуками. Слышны лошадиный топот и крики.
Из клубов пыли возникают несущиеся на бешеной скорости всадники. Солнце светит им в спину, и они кажутся почти фантастическими существами.
Мальчик, замерев, глядит на эту картину. Он уже может сосчитать всадников. Их около десятка – угрюмых лиц, старых и молодых, заросших и бритых. Они разные, но мальчик чувствует исходящую от них опасность.
Где-то в Вашингтоне белые люди произносят речи об освобождении рабов, но здесь, на границе Канзаса и Миссури, идет война, в которой нет места ни закону, ни милосердию. Никто из политиков еще не называет происходящее войной, хотя она добралась уже и до семьи мальчика. Война между Югом и Западом, между свободными штатами и рабовладельческими.
Мальчик бежит к фургону, роняет ведро, и пыль чернеет от пролитой воды.
Отец уже знает о приближении всадников, но не приказывает сыну укрыться от опасности. Он молча протягивает мальчику винтовку.
– Береги патроны, малыш, – ободряюще улыбается он.
Потом он зовет остальных поселенцев, готовящихся оборонять землю, которую они только что купили и с которой связаны все их надежды.
Переселенцев немного. Рядом с фургоном семьи мальчика стоят еще пять. Мальчик знаком не со всеми обитателями, поэтому не знает, сколько здесь взрослых мужчин и ружей. Люди всегда объединяются, чтобы защитить себя. Но что может гарантировать безопасность в такое время? Рабовладельцы убивают аболиционистов [2] , те и другие убивают мирных переселенцев. И уже не важно, кто ты, чем занимаешься, во что веришь. Тебя могут убить потому, что идет война. Отец мальчика хотел избежать этой бойни, где действуют законы фанатиков, не жалеющих никого для достижения собственной цели. У многих нет высоких целей, они просто любят войну и убийства, любят поджигать дома мирных жителей и грабить их.
Отряд разбойников, называющих себя аболиционистами, хочет уничтожить их только потому, что они приехали из южных штатов. А у них всего девять взрослых мужчин, несколько женщин и детей. Смерть приближается к ним в облаке пыли, и они могут лишь умереть, сражаясь, да захватить с собой пару бандитов прежде, чем предстанут перед Всевышним.
Женщины и дети бегают между фургонами.
– Немедленно прячьтесь! – слышит мальчик голос отца.
Вокруг крики и паника. Муж пытается спрятать беременную жену, мать приказывает дочери укрыться за привязанными лошадьми, а сама целится в бандитов из ружья.
Всадники налетают на фургоны. Пыльное облако превращается в смерч. С коней летит пена, их спины черны от пота.
Первым стреляет главарь.
У него седые волосы, холодные голубые глаза и обветренное грубое лицо, с которого не сходит улыбка. Улыбаясь, он отдает приказы, улыбаясь, стреляет.