Неистовая принцесса | Страница: 86

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Аэлфин опустился перед ней на колени.

— Фаллон, подумай об отце. Ты должна помочь нам привлечь Эрика.

Она вздрогнула.

— Мне это не по душе… Какая нам разница, кто разорит нас: викинги или норманны?

— Эрик придет в Англию не как завоеватель. Да, он жесткий воин, готов воевать где угодно и с кем угодно… Но он оставит Англию для нас. Саксы будут управлять землей саксов.

Гален прошелся вдоль возле камина, посмотрел на дверь и сжал руки Фаллон.

— Я слышал, что Аларик посылает людей за тобой. Должно быть, гонец еще не доехал.

Фаллон опустила взгляд на ладони, боясь выдать свои чувства. Она нервно поправила юбку и ничего не сказала.

— Он хочет отправить тебя к Аэдит.

Фаллон удивленно подняла глаза.

— Конечно, ты сможешь отделаться от нее. Тебе надо будет лишь встретиться с одним из людей Эрика Улфсона и убедить его, что ты ждешь викинга.

Фаллон покачала головой. Она недолюбливала Эрика, ей было неуютно рядом с ним, и она подозревала, что своей жестокостью он превосходил всех известных ей людей, будь то саксы, норманны, датчане, шведы или норвежцы.

— Отец умер, — сказала она тихо, — и корона принадлежит Эдгару Ателингу.

— Да! Но у него нет сил удержать ее! Ты можешь призвать сюда Эрика и его викингов. Вильгельм не сможет воевать вечно. Вон уже сколько полегло его людей! Численность его войска уменьшается. Эрика не смутят никакие папские благословения. Некоторые говорят, что он христианин. Но мы знаем, что он поклоняется Одину и славит Тора. Его приводят в восторг смерть и разрушение.

— И вы хотите, чтобы я привела его сюда! — устало сказала Фаллон. — Сменить одного дракона на другого.

— Ты забыла отца? — Слова Галена прозвучали слишком громко, и Фаллон приложила палец к губам. Гален понизил голос, но горячности и горечи в его речах не убавилось. — А я не забыл! Я там был! Всего в нескольких шагах, когда на него напали! Неужели ты стала предательницей и все позабыла?!

Фаллон ударила брата по лицу. Ее душили стыд и боль, и когда на щеке Галена проступили красные следы от пальцев, она опустилась на колени, борясь с подступившими слезами.

Гален опустился на колени рядом с ней.

— Прости меня, Фаллон… Я сожалею о сказанном. Ты можешь меня простить?

Она качала головой, не в силах ответить ему, ибо боялась, что это жестокое, в сердцах высказанное обвинение справедливо. Она не могла разобраться в своих чувствах, в хитросплетениях боли, угрызений совести и сомнений. К своим врагам она относилась неодинаково. Она всем сердцем желала поражения Вильгельму. Но Аларика ей хотелось пощадить. Она страстно молилась об избавлении от норманнов, однако не менее горячо желала, чтобы один из них остался цел и невредим.

Она поклялась воевать, но ей мешала жалость. И, как ни храбра она была, ей хотелось покоя.

— Фаллон, — тихо сказал Гален.

Она откинула голову, снова покачала головой.

— Гален, неужели нет другого пути?

— Другого пути нет… Если мы хотим победить… Ни у кого, кроме Эрика Улфсона, нет для этого сил… Я передам тебе свои указания. У тебя будет время и возможность для побега… Фаллон, ты единственный человек, который может убедить Эрика в том, что он должен выступить против нормандского герцога.

Наконец она медленно кивнула.

— Мы должны ехать, — напомнил Аэлфин Галену.

— Да, — сказал Гален, продолжая смотреть на сестру. Он поцеловал ее в лоб и крепко обнял.

— Береги себя, Фаллон… Береги… Я люблю тебя.

Она прижала к груди Аэлфина, и оба брата исчезли в потайном ходе. Глядя им вслед, она вспомнила, какое удовольствие он доставлял им, когда они были детьми. Фаллон поставила на место панель и села перед камином, стараясь не разрыдаться.

Братья оказались правы. На следующее утро появился молодой белокурый оруженосец. Когда Фаллон вошла в зал, он стоя разговаривал с Роже и Ролло.

— Мы должны сопровождать вас в Лондон, миледи, такое распоряжение привез нам Стивен.

Она перевела взгляд на гонца.

— Когда нужно выезжать?

— Как только вы соберетесь, — ответил Роже.

— Я попрощаюсь с матерью и буду готова ехать во дворец вдовствующей королевы.

Она повернулась и направилась к себе. Роже, нахмурившись, смотрел ей вслед, не в состоянии сообразить, что его обеспокоило.

«Во дворец ее тети…»

Он не говорил ей, куда именно ее собираются везти. Он лишь сообщил, что они направляются в Лондон.

Роже покачал головой и пожал плечами. Должно быть, кто-то другой сказал ей об этом. Иначе откуда бы она знала?

— Простите, сэр, а мне ехать?

Роже обернулся и увидел Ричарда, который смотрел на него преданными глазами в ожидании ответа.

— Граф Аларик сказал, что меня сделают оруженосцем, как только герцога коронуют.

Роже крепко хлопнул его по плечу.

— Да, парень! Он об этом не забыл. Тебе нужно ехать. Отправляйся со Стивеном и помоги готовить вьючных лошадей. Ночь мы проведем в дороге, а завтра начнется твое обучение.

Сияющий Ричард стал горячо благодарить рыцаря. Роже посмотрел на Фаллон, которая поднималась по лестнице.

Что принцесса думает об этом? На ее лице не отразилось никаких эмоций. Была ли она огорчена тем, что ее разлучают с матерью? Испытывала ли тревогу, что ее снова везут к Аларику? Продолжала ли неистово ненавидеть всех норманнов? Или она готова смириться с неизбежным ходом событий?

«Не пытайся больше оказывать ему сопротивление, Фаллон, — молча призывал ее Роже. — Не делай этого. Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты пострадала.

Вероятно, Аларик тоже любит тебя».

Нет, решил Роже. Для него любовь умерла и покрылась горестным пеплом много лет назад. Однако к тому, что считает своим, он относится бережно.

Роже покачал головой, продолжая испытывать беспокойство, хотя и не мог понять почему. Впрочем, это неважно, главное, что она скоро окажется в Лондоне. За коронацией последует грандиозный пир, и вся Англия склонит головы перед Завоевателем.

Отмахнувшись от неприятных предчувствий, Роже вышел из зала.

Вверху, в комнате матери, той самой, где родились и ее братья, и она сама, Фаллон, не скрывая при этом слез, крепко обняла Эдит. Это время было кратким возвратом в счастливое прошлое. Она походила по полям, где играла в младенчестве, полюбовалась речкой, в холодной воде которой когда-то любила болтать босыми ногами. Посидела перед камином, возле которого отец рассказывал о древнем Камелоте и великом короле Альфреде. Казалось, она чувствовала, как он гладит ее лицо, когда вспоминала его рассказы, слышанные им от его матери-датчанки, об Одине, Торе и колесницах, мчащихся по небу, или о друидских священниках, которые передавали вести по воздуху, разговаривали с оленями, белками и даже с деревьями.