— Вы отпустите меня! Вы не имеете права…
— Но я имею!
Внезапно он обнял ее, притягивая к себе. И в первый раз после, казалось, вечности она ощутила трепет мышц его крепкого худого тела, снова ощутила силу, согревавшую ее в сновидениях. Ощутила ярость и напряжение, дрожащие глубоко, глубоко внутри…
— Отпустите меня! — настаивала она.
— Знаете, — сказал он вполне вежливо, хотя его хватка не стала менее свирепой, — вы всегда были своевольной. Маленькой злючкой. Ну, любовь моя, на этот раз силы воли окажется недостаточно. Возможно, со временем я отпущу вас. Но если я это сделаю, это будет не ради денег, а только потому, что я устану от своего мщения.
— Ублюдок! — прошипела она. Он кивнул.
— Верно, леди Роза. Рассчитывайте на это. Я расправлюсь с вами. И я вернусь в Англию и разберусь с остальными, обещаю вам.
— Вы не можете вернуться в Англию! Глупец! Вас повесят!
— По правде говоря, какая разница? Повесят ли меня за убийство, которого я не совершал, или за пиратство? И, поверьте, месть стоит любого риска. Знаете, были времена, когда только мысли о мщении поддерживали во мне жизнь. Однако со мщением придется немного подождать. У меня есть срочные дела. Но не бойтесь. Я вернусь.
Он отпустил ее и, повернувшись, большими шагами направился к двери.
— Черт побери, жалкий ублюдок! — крикнула она вслед, в панике повысив голос. — Вы глупец, и вы ошибаетесь! Говорю вам, отпустите меня! Вы не имеете права, никакого права…
Она замолчала, невольно ахнув, потому что он внезапно, со злобой, пересек пространство между ними. Руки крепко обхватили ее. Он поднимал ее. Внезапно она оказалась снова отброшенной на койку, и на этот раз он был сверху, навалившись и неистово уставясь на нее. Она дернулась, бешено извиваясь, чтобы освободиться, подняв руку в дикой решимости ударить его.
Но он поймал ее руку и крепко прижал ее к постели.
— Не искушай меня, Роза!
Она боролась с приступом слез, с дрожью, охватившей ее — и с побуждением сдаться. О, ощущение его пальцев! Как много ночей лежала она без сна, в муках, страдая от потери. И теперь это прикосновение!
Она с трудом проглотила ком в горле, сдерживая себя. Она не выдаст себя. Ни за что, когда его слова и сердце так озлоблены, ни за что, раз он остался в живых и так сильно презирает ее. Ни за что, ведь это она должна гневаться на него! Она не сдастся. Даже если желание сохранилось…
— Черт побери, вы не имеете права, — повторила она.
— Ошибаетесь, я имею полное право, — проревел он. Внезапно он стиснул зубы, глядя на нее. Он протянул руку, и на одно мимолетное мгновение показалось, что он дотронулся до нее с некоторой нежностью, костяшки пальцев слегка тронули ее щеки. Потом он сжал пальцы в кулак и отдернул руку. — Вы забыли, что вы — моя жена!
Замерев, она лежала и не сводила с него глаз.
— У меня никогда не было возможности забыть! — ответила она.
— А, вы считали себя вдовой, невообразимо богатой? Простите, любовь моя. Я жив.
— Дурак, ублюдок, — прошептала она.
— А, но все же еще муж!
Мгновение они оба лежали очень спокойно, глядя друг на друга. Потом, с проклятием, он оторвался от нее и встал. Он стоял к ней спиной, плечи его были широкими и прямыми, спина напряжена, руки со сжатыми кулаками опущены. Он шагнул к двери. Роза услышала, как она открылась и затем захлопнулась.
Она перекатилась на бок, сворачиваясь в клубок, чтобы успокоить резкую боль в сердце.
Да, она была его женой.
«И с самого начала я ненавидела его», — сказала она себе.
Ненавидела его.
Любила его.
Она вскочила, паника и ярость охватили ее с такой силой, что она решила сбежать с корабля, чего бы ни стоило осуществление этого подвига. Она ринулась к двери, навалилась на нее, потом тихо зарыдала, потому что он позаботился о том, чтобы дверь была забаррикадирована снаружи. Он знал, что она попытается удрать.
— Боже, как я тебя ненавижу! — воскликнула она, ударяя рукой по двери. — Ненавижу, ненавижу…
Зубы ее стучали. Ей хотелось встряхнуть его, сделать ему больно, задушить его.
Он был жив. Боже милостивый, он был жив.
В ней снова возникла дрожь. Это было так неправдоподобно, так удивительно…
Он хочет мести.
Он вернется. Скоро, она была в этом уверена.
А пока у нее нет выбора. Никакого выбора, только ждать и молиться, и…
Вспоминать.
Наступит время в жизни лорда Пирса Дефорта, когда он вспомнит свою первую встречу с мисс Розой Вудбайн, нетитулованной, но чрезвычайно богатой дочерью колониального торговца Ашкрофта Вудбайна, и осознает, что в тот день, в какой-то момент, присутствовали они все.
Все. Он и Анна, и все те, кому суждено было предать его.
Все началось с Розы…
Ему было известно, благодаря сообщениям многочисленных друзей, что Ашкрофт считает его наиболее достойной партией для своей дочери. Но в то время почти каждая мать семейства в Лондоне считала его одной из прекраснейших партий последних лет. Он не задумывался над этим явлением и не позволял себе возгордиться. Скорее, это вызывало у него кривую усмешку, ведь не так уж давно старинное норманнское имя Дефорт было смешано с грязью — не только в Лондоне, но и во всей Англии.
Действительно, прошло не так уж много времени с тех пор, как отец нынешнего короля — с удивительным благородством, чего не следует забывать, — взошел на эшафот и лишился там головы. И в гуще всего того, какими бы опасными ни были те времена, Дефорты оставались полностью, почти беззаветно верными Дому Стюартов. В пятнадцать лет Пирсу впервые пришлось проверить свою шпагу в битве, сражаясь бок о бок со своим хорошим другом, юным принцем Карлом. Даже после смерти отца, не изменившего тем, кому служил, Пирс решил никогда не отступать. В результате он последовал за своим юным другом в Шотландию, все время защищая его. Пирс видел, как его короновали на Скоунском Камне, и потом бежал вместе с ним, отправившись в изгнание с монархом, лишенным своих земель, пока Оливер Кромвель железной рукой правил Англией.
Он рисковал всем — не только землей и титулами, но также и жизнью. Возможно, он поступил так, потому что был юн, дерзок и неразумен. Возможно, он поступил так просто потому, что Карл был его другом. Какова бы ни была причина, он вступил на этот путь и теперь пожинал награды. Карла призвали обратно в Англию, и он был не из тех людей, кто забывает о защищавших его. Он был королем, он правил весьма — нет, очень — разнородным двором, но он делал это с определенной мудростью и проницательностью, с неприязненным и горьким юмором, приобретенным за годы изгнания. Он любил театр, музыку, искусство — и красивых женщин. И красивые женщины любили короля. Они стекались ко двору. Трепещущие мамаши и суровые папаши беспокоились о своих дочерях, но после пуританского правления Кромвеля людям хотелось сбросить покровы респектабельности и наслаждаться жизнью вместе с молодым королем. И все же король был очень осторожен. Годы лишений преждевременно состарили его, наградив сдержанностью, за которую мало кому удавалось проникнуть.