«Зачем Лунный рыцарь солгал, будто кошелек принесла та, кто побывала по ту сторону Зеркала? Какой ему прок клеветать на Агнессу?» — с горечью думала Марика. Ей и в голову не пришло подумать о Ведунье из Лисьей норы. Никто не принимал в расчет ведьму, и это была роковая ошибка.
Живя в таборе, Марика не привыкла к проявлениям нежности, но сейчас, повинуясь внезапному порыву, она склонилась и поцеловала приемную мать, как будто надеялась, что это может ее пробудить. Чуда не произошло. Лицо Агнессы по-прежнему оставалось безжизненным, и лишь едва заметное дыхание выдавало, что она спит.
Марика тяжело вздохнула и поправила подушки. Из-под кружевных оборок показался витой, шелковый шнурок.
Заинтригованная, девочка осторожно потянула за него, но, увидев уголок синего бархата, тотчас разжала пальцы, словно ненароком схватила за хвост ядовитую змею. В душе шевельнулось ужасное предчувствие, и она не хотела, чтобы оно подтвердилось. Лучше оставить все как есть.
Марика отступила на шаг, запретив себе прикасаться к спрятанной вещи, но она напрасно пыталась обмануть себя. Взгляд ее был прикован к синему лоскуту, так ярко выделявшемуся на фоне белоснежных простыней. Она знала, ЧТО лежит под подушкой. К чему делать вид, будто ничего не произошло? Лучше жестокая правда, чем сладкая ложь.
Девочка вытащила кошелек и дрожащей рукой расправила синий бархат. Вышитый серебром герб она узнала бы среди тысячи других. Некоторое время Марика смотрела на находку, отказываясь верить своим глазам. В душе была пустота. Так смертельно раненый сначала не чувствует боли, которая накатывает лишь потом, когда проходит первый шок. Постепенно к девочке стали возвращаться растрепанные мысли.
Неужели кошелек взяла Агнесса? Но ведь испытание показало, что она невиновна. И все же, так ли это? А что, если загадочный сон — это кара за обман? Может быть, приемная мать впала в беспамятство, потому что солгала? Сомнения одно за другим громоздились в ее душе.
— Зачем ты неправду говорила? Неужели какая-то бездушная вещь может быть для тебя дороже живого человека?! — воскликнула Марика и в яростном негодовании добавила: — Я не буду здесь жить. Убегу я!
Слова вылетели на волю, и девочка смолкла, испугавшись собственного кощунства. С малых лет ее учили, что нарушение клятвы — преступление и оно жестоко карается на небесах. А ведь она поклялась Агнессе, что не оставит ее. Но как можно жить под одной крышей с низкой, лживой женщиной, которая хотела погубить Глеба?
Марика не задумывалась о том, куда уйдет и как объяснит свой поступок. Просчитывать жизнь наперед было не в ее правилах. Она бросила на Агнессу прощальный взгляд и направилась было к двери, но что-то удержало ее: то ли клятва, то ли смутная мысль, занозой засевшая в мозгу. Если бы герцогиня была воровкой, во время испытания она бы обожглась, а не заснула беспробудным сном. Тут что-то было не так.
Мир для Марики делился на черное и белое. Она не признавала оттенков. То, что не было белым, автоматически становилось черным. Фанатично преданная Глебу, она готова была защищать его от любого, кто на него посягнет, но сейчас не могла однозначно решить, виновна ли Агнесса.
Девочка с укором обратилась к приемной матери:
— Зачем спишь и не говоришь? Ты ведь знаешь, как было дело. Или нет? Весь ум можно сломать, если об этом думать.
Агнесса по-прежнему спала глухая к словам.
— Ладно, спи. А я отнесу кошелек Глебу. Надо, чтобы он вернул долг Лунному рыцарю, — вздохнула она.
Марика крепко стиснула находку в кулаке, как будто боялась, что кошелек испарится, и поспешила к себе в комнату.
Натянув сапожки и розовое пальтишко, отороченное белым мехом, девочка выскочила из комнаты и остолбенела. Перед ней стояла мадам Стилет.
— Куда это вы собрались? — гувернантка вперилась в Марику холодным, змеиным взглядом.
— Во дворец, — с достоинством сказала девочка, твердо решив, что больше не позволит себя унижать.
— Потрудитесь объяснить зачем? — язвительно спросила Мадам Стилет.
— Это вас не касается, — выпалила Марика.
— Вот как? Мало того, что вы уезжаете из дома в то время как вашей матушке нездоровится! Вы имеете наглость мне грубить, несносная, черствая девчонка! Я запрещаю вам выходить! Марш в свою комнату! — не на шутку взбеленилась классная дама.
Однако Марика не намерена была отступать. Не хватало еще, чтобы старая дева помешала ей вернуть Глебу кошелек! До сих пор она терпела нападки и придирки гувернантки, чтобы не огорчать Агнессу, но теперь приемную мать уже ничто не могло огорчить.
— Ты не имеешь право мне запрещать! Ты не хозяйка в этом доме. Ты больше не будешь мною командовать. Никогда! — выкрикнула девочка.
От возбуждения Марика забыла и про манеры, и про то, что к старшим надо обращаться на «вы». Видя, как вытянулось лицо мадам Скелет, девочка невольно улыбнулась.
Классная дама опешила от такого неприкрытого нахальства. Девчонка совсем отбилась от рук! Только хорошая порция розог могла привести ее в чувство. Гувернантка хотела схватить негодницу и силой водворить под замок, но воспитанница ловко вывернулась и, не обращая внимания на окрики, со всех ног припустила прочь.
Марика ничуть не жалела, что наконец-то высказала мадам Скелет то, что накипело у нее в душе. Пускай противная старая дева хоть лопнет от злости! Никто не помешает ей доставить Глебу хорошую весть.
Добежав до конюшни, девочка вывела своего любимца гнедого скакуна по кличке Резвый. Она не стала тратить время на то, чтобы его оседлать. В таборе Марика с малых лет ездила без седла и могла подчинить себе любого скакуна. Цыгане шутили, что девчонке по ошибке достался дар конокрада.
Резвый коснулся щеки девочки теплыми губами, будто поцеловал, и от этого прикосновения ей стало спокойнее. Она потрепала его по гриве, лихо вскочила верхом и выехала со двора.
Впервые за долгие месяцы Марика ехала без седла и без упряжи. Она мчалась, слившись с конем, ощущая его упругие мышцы. Ветер бил в лицо и трепал разметавшиеся черные кудри. Девочка вдруг почувствовала себя так, будто после долгого плена вырвалась на свободу.
К сожалению, счастье от упоения скачкой длилось недолго. Чем ближе она подъезжала к дворцу, тем острее перед ней вставал вопрос: что сказать Глебу, если он спросит, откуда у нее взялся кошелек?
Марика снова и снова мысленно переживала сцену гадания в кузне и понимала, что Агнесса невиновна. Человек может обмануть человека, но никому из смертных не дано обмануть духа огня.
Может, колдовской сон герцогини и появление кошелька как-то связаны? Что, если она узнала, кто его украл, и ее за это усыпили? Выходит тот, кто это сделал, и подкинул похищенную вещь!
Девочка даже не подозревала, как близко она подошла к разгадке тайны. Впрочем, сейчас ее больше заботило, как убедить Глеба в невиновности Агнессы. Уж если она сама засомневалась в честности приемной матери, то он и подавно не поверит ее доводам.