Эти чертовы колокольчики снова зазвенели. Я понятия не имела, как долго лежала здесь. Я не могла видеть Кира, но слышала его голос откуда-то с аллеи.
— Если ты переживешь эту ночь.
Кровь на моей рубашке больше не была теплой. Она почти примерзла к моей коже. В холодном, ясном небе, видневшемся в просвете между зданиями, я не видела звезд.
Скоро наступит рассвет.
Я закрыла глаза, не в состоянии беспокоиться или заботиться о том, что случится со мной, когда солнце коснется моего тела. Это казалось проще, чем быть спасенной. Если кто-то найдет меня, как они приведут меня в порядок? Мне был нанесен непоправимый вред. Меня выпотрошили, как рыбу.
Мне стало интересно, что подумает Натан, когда поднимется по лестнице и обнаружит пустую квартиру. Может быть, он решит, что я снова предала нашу дружбу. Или что я была так зла на него, что вернулась к существу, убившему его сына.
Будет ли он ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь?
Что-то мягкое и холодное коснулась моего уха: бриз в безветренной ночи. Я открыла глаза. Вся аллея вокруг меня стала тусклой. Краски стекались в бесформенные кляксы, которые становились все темнее по мере того, как замедлялся мой сердечный ритм. Боль в груди уступила место теплу — ощущение, которое отделило мое тело от каких-либо чувств.
Затем пространство, разделяющее бесформенные капли, стало все уменьшаться и уменьшаться, пока не наступила полная тьма. На расстоянии я увидела пятно света. Оно росло и закручивалось спиралью по направлению ко мне.
В медицинском колледже мы изучали теории Кюблер-Росс [1] о смерти. Свет в туннеле, все твои родственники и боги, в которых ты веришь, ждут, чтобы поприветствовать тебя.
Во время интернатуры я слышала, как медсестры болтают о «Мужчине у моей постели», видении, о котором, как они заявляли, всегда рассказывали пациенты в ночь перед смертью.
Оба образа смерти были пугающими и странными для меня, они вырисовывались где-то в будущем как стандартизированный тест или лечение корневого канала, что-то неприятное, чего ты не можешь избежать. То, что я испытывала сейчас, было успокаивающим и постепенным, мои чувства исчезали одно за другим, в то время как свет становился все ярче в моем слабеющем сознании.
Вместо того чтобы увидеть рай, я увидела аллею и улицу внизу. У моих ног лежало безжизненное тело с разорванной грудной клеткой. Будто это была какая-то страшная книга сказок.
Я бы хотела всю мою жизнь видеть мир вокруг себя таким, каким он был сейчас: окрашенным в размытые тона акварельных красок. Вдруг там, где прежде был пустой тротуар, появились бесцельно блуждающие, как в каком-то жутком балете, тени. Огромный рыже-муаровый кот медленно шел по аллее, остановившись, чтобы обнюхать тело.
От витальности и жизненной энергии животного мое дыхание прервалось. Тени сразу же приблизились к нему и протянули свои длинный пальцы, чтобы потрогать его, прежде чем тот зашипел и убежал обратно туда, откуда пришел. Я хотела последовать за ним. Мне нужно было коснуться кота и почувствовать его жизнь. Но что-то подобно якорю удерживало меня.
Толчок в моей призрачной груди напомнил мне, что в моем теле все еще оставалось дыхание и жизнь. Я же уже просто хотела умереть.
Так вот каково это — становиться призраком.
Я услышала голос Натана, когда он прошел по аллее, остановился, принюхался к воздуху.
И зарычал от ярости.
Упал на колени рядом с моим телом, раскинув руки, как будто не знал, что делать сначала. Печально… хотя не так уж и печально, потому что все мои чувства, казалось, проходили через фильтр… я поняла, что он хотел спасти меня.
Я хотела сказать, чтобы он не беспокоился. Но это требовало слишком много усилий, а я слишком устала.
Тени мерцали и пульсировали, но они не набросились на Натана, как это было с котом. В нем не было жизни, не было красок. Только бледные полутона грусти, которые имелись и у самих теней.
Натан поднял мне голову и поцеловал мои безжизненные губы. Слеза капнула на мою холодную кожу. Эта слеза не могла быть моей.
Его нежность заставила меня почувствовать что-то. Сожаление?
Мои новые товарищи поманили меня, и я потянулась к ним. Не руками. У меня не было рук. Также как и у них. Но они окружили меня, и их объятие было теплым и утешающим.
Натан поднес свое запястье ко рту и прокусил его. Темная кровь полилась в мой безвольно открытый рот.
Призрачные люди заколыхались и стали тускнеть.
Нет!
Я пыталась бороться, но мало-помалу снова возвращалась к жизни. Сначала я стала яснее слышать звуки. Потом почувствовала слабую боль и ощущение горячей, густой крови, собравшейся в моем рту. Я глотнула, и боль стала увеличиваться, пока все мои чувства не свелись лишь к голоду и агонии.
Я сомкнула губы на его запястье. Когда я втянула больше крови в рот, Натана пронзила дрожь.
— С тобой все будет хорошо, — прохрипел он, держа мое израненное тело в своих руках.
— Я видела их, — прошептала я и снова отключилась, но в этот раз там не было потерянных душ, приветствующих меня.
Я была прикована к темноте.
_____
1) Элизабет Кюблер-Росс (нем. Elisabeth Kьbler-Ross; 8 июля 1926, Цюрих — 24 августа 2004, Скоттсдейл, Аризона, США) — американский психолог швейцарского происхождения, создательница концепции психологической помощи умирающим больным.
Первая подняла вопрос об ответственности врача не только за здоровье умирающего, но и за то, чтоб последние дни жизни больного были прожиты с достоинством, без страха и мучений. Тема смерти её стала интересовать ещё в детстве, когда умерла её соседка по больничной палате, одна в холодной медицинской атмосфере, вдали от родных.
Кюблер-Росс окончила медицинский факультет Цюрихского университета, после чего в 1958 г. уехала в США. Она много работала в больницах Нью-Йорка, Чикаго и Колорадо. Её глубоко возмущало обращение врачей с умирающими больными как с неодушевленными предметами. С больными не разговаривали, не говорили им правду, подвергали мучительным процедурам. В отличие от коллег она с умирающими общалась, слушала их исповеди. Так появился курс лекций о предсмертном опыте.
Она писала книги, читала лекции, вела семинары. В 1994 году после инсульта переехала жить на ферму. Там, в 2004 году, она и умерла, умерла именно так, как и хотела— в уютной домашней атмосфере, в окружении родных и близких.
Я не имела представления о времени в процессе своего выздоровления. Все двигалось от темноты к свету через неравные интервалы. Иногда я открывала глаза, но мое зрение было слабым и несфокусированным, как у новорожденного.
Порой какие-то образы возникали у меня в голове. Некоторые были неузнаваемы, но некоторые оказались моими воспоминаниями в какой-то искаженной перспективе, как будто я наблюдала за собой в кинофильме. В самых часто повторяющихся картинах я видела свое безжизненное тело в аллее. Это выглядело как сцена из фильма ужасов и повторялось снова и снова.