О, великолепно!
— Чему бы ты хотел научиться? Как лучше играть?
Он просто менял одного идола на другого. Если Джеймс и извлек какой-то опыт из этой истории, то не спешил им поделиться.
— Нет. Ну… может быть, чуть-чуть. Но больше всего мне нравится, как много он знает, как он входит в комнату и сразу привлекает всеобщее внимание.
Оставалось надеяться, что новое увлечение брата не связано с тратой денег. И если Джеймсу хотелось подражать кому-то, то пусть лучше это будет Брэм, которого она лучше узнала за последние несколько недель. Если только судьба окажется благосклонной к ее возлюбленному.
У нее сжалось сердце. Если Косгроув сегодня рассердился так, как описал Джеймс, то публичные обвинения были бы наименьшей заботой Брэма. О, как же она недальновидна! Следовало проявить настойчивость, уговаривая его бежать вместе с ней. Мысль, что она не увидит его, не сможет больше говорить с ним, касаться и целовать его, причиняла такую боль, что она старалась не думать ни о чем вообще. Особенно теперь, когда связь между ними стала почти осязаемой. Или могла бы стать месяцев через восемь, когда у нее появится первенец.
— Роуз…
Она оторвалась от своих мыслей.
— Что еще?
— Отец сказал, что Брэм намерен зайти к тебе. Я не хочу, чтобы меня обвиняли, что я снова поставил тебя в неловкое положение. Так что давай я прогоню его?
Это все равно что отгонять мотылька от свечки. Напрасные усилия!
— Нет. В этом нет необходимости.
— Ладно. Тебе и в самом деле надо поставить наверх книгу, или я могу идти?
— Иди. — Она опять взяла его руку. — Есть одно дело, которое ты мог бы сделать для меня, — понизив голос, сказала она.
— Я не стану никого убивать. Я мирный человек.
— Что? О Господи, нет! У отца остались какие-нибудь деньги после расчетов с маркизом?
— Около тысячи пятисот фунтов. А что?
Роуз заколебалась. Джеймс был не тем человеком, которого она сделала бы своим доверенным лицом. Но в этот моменту нее не было выбора. А деньги все равно принадлежали Брэму.
— Нам с Брэмом, возможно, придется уехать из Лондона.
— Что ты сказала?
— О Боже! — Она глубоко вздохнула. — Джеймс, Брэм — это Черный Кот. Он прекратил кражи, но Косгроув в курсе дела. Если он поступит так, как угрожает, и публично представит свои обвинения, Брэма арестуют.
Брат изумленно уставился на нее:
— Брэм — Черный Кот?
— Да.
— Но он заключил пари на десять фунтов, что это герцог Сторей. Так записано в книге в «Уайтсе». — Джеймс нахмурился: — Подумать только, у герцога одна нога и ему восемьдесят лет. Анекдот какой-то.
— Дело не в пари, Джеймс. Пожалуйста, слушай внимательно. Ты можешь как-нибудь узнать, куда отец положил эти деньги? Если нам придется покинуть Лондон, нам потребуются наличные средства.
— Если его обвинят, зачем тебе уезжать?
— Потому… потому что мне очень нравится Брэм. Страшно нравится.
— Мне он тоже нравится, но это не значит, что я позволю разорить себя из-за того, что он сделал.
— Он попал в эту историю из-за меня. И я должна нести часть бремени на своих плечах.
Невозможно словами описать его взгляд, брошенный на нее, но все же, он кивнул:
— Отец едва ли доверяет мне настолько, чтобы сказать, где лежат деньги, но здесь у него есть только три тайника. У человека отсутствует воображение. Дай мне пару часов оглядеться, и я скажу тебе.
— Спасибо, Джеймс. — Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Не спеши благодарить меня, — проворчал он. — Когда отец поймет, что произошло, я буду вынужден бежать следом за тобой.
День проходил спокойно, и хотя Роуз вскакивала каждый раз, когда открывалась входная дверь, никто не сообщал ни о кражах Брэма, ни о его аресте. Она начинала надеяться, что Косгроув действительно блефовал и у него нет никаких доказательств против Брэма. Если бы этот непредсказуемый мужчина пришел к ней и сам рассказал, что случилось, она бы перестала ходить туда-сюда по комнате и закончила наконец вышивать этот дурацкий носовой платок.
Что же делать? Если бы она была мужчиной, она бы поехала верхом искать его. А затем разбила бы ему нос — Но не потому, что он перестал ей нравиться, а потому, что уже извелась от беспокойства и плохо соображала.
К восьми часам вечера Брэм так и не появился, и было неизвестно, не увезли ли его куда-то против его воли. Роуз надела новое платье с глубоким вырезом — шикарное произведение искусства цвета меди. Его блеск подчеркивал рыжий оттенок ее волос.
— Ты очень хорошо выглядишь, моя дорогая, — сказал ее отец, когда она спустилась с лестницы.
— Спасибо! — Она сделала легкий книксен.
— Сегодня держись, если сможешь, поближе к нам, — понизив голос, сказал граф. — Мы расплатились с Косгроувом, но он все равно может подойти к тебе. Постарайся быть вежливой: всем известно, что вы в дружеских отношениях. Мы не хотим нарушать это предположение, чтобы не возникало лишних вопросов.
На минуту она подумала, что отца беспокоит ее безопасность и благополучие, пока до нее не дошло, что он пытается сохранить видимость, что в семье Дэвисов нет, не было и не будет никаких неприятностей.
— Я никогда не хотела иметь с ним что-либо общее. Я всеми силами постараюсь избежать встречи с ним.
— Заодно избегай и его друга. У меня нет ни малейшего желания, чтобы наша семья оказалась впутанной в распри между Косгроувом и Брэмом Джонсом. Это просто клубок змей.
Но семья все же находилась в центре их распри. По крайней мере в том, что касалось ее.
— Вам не о чем беспокоиться в отношении Брэма, папа, — вслух сказала она. — Мы с ним только друзья.
— Верь всему, чему хочешь, Роуз, но Брэм Джонс — друг только тому, у кого есть нечто, нужное ему. Храни свою невинность, или он сделает из тебя одну из своих легкомысленных подружек. А я выгоню тебя из дома.
В какое-то мгновение Роуз почувствовала искушение рассказать ему, что она уже утратила с помощью Брэма то, что было возможно утратить… и, вероятно, она носит его ребенка. К счастью, ее мать с Джеймсом появились прежде, чем она успела серьезно подумать, стоит ли совершать такую глупость.
Но более вероятно, что, проиграв эту игру, Косгроув примется терзать кого-то еще. А она снова превратится в незаметную девушку, старающуюся охранять свою недалекую семью, и будет задавать себе вопрос, в какую сумму ее саму теперь оценят. Но у нее не исчезала надежда, что есть мужчина, которому нужна только она.
Теплая дрожь пробежала по ее телу.
— Надеюсь, сегодня не слишком много гостей, — уже жаловалась ее мать. — Ты же знаешь, как я ненавижу толчею.