Украденные поцелуи | Страница: 13

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Милорд…

Джек повернулся к дворецкому:

– Слушаю тебя, Фис.

– Милорд, вам для этого был нужен завтрак?

Маркиз пожал плечами и поставил вазочку на поднос.

– Да, если б у меня был дар предвидения. – Он направился к двери, уже предвкушая свою новую встречу с Лилит Бентон. Ее брат, конечно же, знал, как она собиралась провести вечер. – Фис, отошли поднос в мою комнату, пожалуйста. И вели оседлать Бенедика.

Джек обещал помочь Уильяму в покупке нового коня, а сегодня на аукцион выставляли несколько дорогих жеребцов. Антония была неравнодушна к черным арабским скакунам, о чем он и сообщил молодому Бентону.

– Раз уж меня вытащили из постели в такой немыслимо ранний час, я могу позволить себе… кое-что совершить, – проговорил маркиз, выходя из комнаты.

Дворецкий окинул взглядом прекрасный персидский ковер, забрызганный джемом, и со вздохом пробормотал:

– Кое-что совершить… Значит, это именно так называется.


Воксхолл-Гарденз был местом шумных развлечений.

Сады, днем тихие и почти безлюдные, любила посещать Лилит. Однако по вечерам, во время сезона, там устраивались шумные вечеринки и фейерверки. И если бы не присутствие леди Джорджины, то отец никогда бы не отпустил сюда Лилит. Впрочем, ей не очень-то хотелось ехать, и она, возможно, даже обрадовалась бы, если бы отец ее не отпустил.

– Лилит, перестань хмуриться. У тебя будут морщины. Лилит отвела взгляд от лорда Грили и мистера Адамса, переходивших вброд Центральный фонтан и распевавших балладу о какой-то шотландской деве, с которой они, по-видимому, были близко знакомы.

– Я не хмурюсь, Джорджина. Просто я не понимаю, как можно так глупо себя вести.

Ее подруга перегнулась через барьер снятой ими ложи, чтобы получше разглядеть веселых джентльменов.

– Мой папа говорит, что они все глупы. – Джорджина хихикнула, когда эти джентльмены помахали ей. – Просто некоторые не умеют это скрывать.

Пен, стоявшая позади Джорджины, наморщила нос. Лилит же невольно улыбнулась. Джорджина была легкомысленна и к тому же близорука, но ее приданое оценивалось в десять тысяч фунтов, так что умственные способности и близорукость не имели значения. Лилит вздохнула и посмотрела в сторону возвышения, на котором оркестр исполнял прекрасное переложение музыки Гайдна. Она знала, что ее считают красивой, а это означало, что на нее смотрят так же, как и на легкомысленную Джорджину. Никого не интересовало, что она думает, чем увлекается.

Из-за кустов показалась тележка кондитера, и Лилит встала.

– Пойду возьму клубничного мороженого, – сказала она. – Может, еще кто-нибудь хочет?

– Нет, спасибо. – Пен поежилась. – Мне и так уже холодно.

Джорджина, маркиза и леди Сэнфорд тоже отказались. Лилит же, покинув ложу, отправилась за мороженым. Когда она заплатила за свою порцию, где-то неподалеку послышался скрипучий голос герцога Уэнфорда, и она вздрогнула.

Немного помедлив, она поспешила к оркестровому помосту, чтобы там спрятаться. Лилит не хотела встречаться лицом к лицу с Уэнфордом, когда рядом не было Пен или Уильяма, – они помогли бы ей избежать неприятностей.

Тут снова раздался голос герцога, и Лилит, бросившись за угол помоста, сразу же на кого-то наткнулась.

– Ох, простите, – пробормотала она в смущении. – Какая же я неловкая…

– Вовсе нет, мисс Бентон, – возразил маркиз Дансбери, насмешливо глядя на нее. – Ужасно неучтиво с моей стороны стоять именно на этой дорожке.

Лилит вспыхнула и пробормотала: – Что вы здесь делаете?

Маркиз негромко рассмеялся:

– Должен признаться, я слушал музыку.

– Но для этого здесь расставлены скамейки. – Тут Лилит отступила на шаг.

За зеленой изгородью вновь раздался голос герцога, и Лилит вздохнула. Она пыталась избежать встречи с его светлостью, а теперь ей угрожала еще большая опасность.

– Мне не хотелось рисковать моей репутацией, – ответил Дансбери. – Ведь меня могли увидеть сидящим на скамье в одиночестве. – Он пристально взглянул на Лилит и добавил: – Может, вы могли бы составить мне компанию?

– Вы, должно быть, шутите. – Лилит оглянулась.

Маркиз проследил за ее взглядом и спросил:

– Вы в затруднении?

– Нет.

– И никого не избегаете?

Лилит нахмурилась и заявила:

– Если бы и избегала, то только вас.

Маркиз пожал плечами и сказал:

– Просто я хотел вам помочь. И если вы пожелаете узнать, что ваш пятый претендент направляется сюда…

Лилит вздрогнула и снова обернулась. В следующее мгновение маркиз схватил ее за руку и увлек в кусты.

– Не смейте… – прошептала она.

– Тихо. – Он приложил палец к ее губам.

Лилит взглянула на него, пораженная этим прикосновением, и отстранила его руку. Она хотела выбраться из кустов, но по другую сторону от помоста опять раздался голос Уэнфорда – если бы она вышла, он сразу же заметил бы ее. Когда она снова повернул ась к Дансбери, он с задумчивым видом наблюдал за ней.

– Похоже, вам действительно не нравится внимание герцога, – заметил он с усмешкой.

– Это уж не ваша забота.

Маркиз пожал плечами:

– Тогда я ухожу. – Он сделал вид, что собирается уйти.

– Не смейте заставлять меня вылезать отсюда вслед за вами – как будто мы тут… чем-то занимались, – прошипела Лилит.

Он остановился и посмотрел на нее через плечо:

– Значит, вам требуется мое общество?

Она пристально взглянула на него:

– Я не просила вас тащить меня в кусты. И не позволю вам губить мою репутацию. Хотя не сомневаюсь, что именно этого вы хотите.

Маркиз криво усмехнулся:

– Если бы я пытался погубить вашу репутацию, то мы сейчас оба были бы полураздеты.

– Неужели? – Лилит презрительно фыркнула. – Это что, один из приемов совращения? Может, именно этому вы обучаете моего брата? Если так, то я боюсь, что он обречен на вечное целомудрие.

Дансбери рассмеялся:

– Если вы не верите в чистоту моих намерений, мисс Бентон, то лучше уходите.

– Я уйду. Как только вы посмотрите и убедитесь, что его светлости уже здесь нет.

С легким поклоном маркиз повернулся и раздвинул ветки.

– Он все еще здесь. Отчитывает Грили. Похоже, что этот идиот опять забрался в фонтан.

– Опять? – переспросила Лилит. Взглянув на маркиза, она увидела, что он снова улыбается, но на сей раз его улыбка была совершенно искренней, то есть в ней не было насмешки.