– Лилит, обязательно оставь два вальса для обоих Нэнсов и один для Джереми Джиггинса, – сказал отец. – И только одну кадриль для этого идиота Хеннинга. Я думаю, еще контрданс для Питера Варрика – хотя, возможно, в этот вечер будет четыре вальса.
Виконт позвонил, чтобы принесли свежий чай.
– Но вы распределили только три вальса, – заметила Лилит.
– Один следует оставить на всякий случай, – ответил отец и взглянул на слугу, вошедшего в комнату: – Принеси мне утреннюю газету.
– Да, милорд – кивнул слуга.
Лилит опустила глаза.
– Вы уже решили, как ответить на предложение Лайонела? За последние две недели он уже второй раз просит вашего согласия.
Отец ответил, лишь когда у его локтя появилась газета.
– Я надеялся, что его состояние более внушительно, но я не слышал о нем ни одного дурного слова. Полагаю, что он, возможно, и подходит, но я намерен подождать хотя бы до конца недели, прежде чем дать ответ.
Лилит с облегчением вздохнула. Казалось, отец перестал рассчитывать на предложение герцога Уэнфорда. К тому же ей нравился Лайонел. Хотя он и был немного… толстым, он всегда оставался добрым и любезным.
Лилит с улыбкой заметила:
– Но мне бы хотелось, чтобы Лайонел был более искусен в танцах.
Виконт нахмурился:
– Не думаю, что это необходимо для удачного брака. Главное, что у него безупречная репутация. И мне безразлично, умеет он танцевать или нет.
– Да, папа, – кивнула Лилит. – Я ведь просто пошутила… Хотя я очень люблю танцевать.
Отец вдруг усмехнулся:
– Я бы об этом не слишком беспокоился, дорогая. Вскоре у тебя появится слишком много обязанностей и тебе будет не до танцев. – Он наклонился и потрепал ее по щеке. – Но все же не отвергай других претендентов, пока я не приму окончательного решения. Мы не можем рисковать, оскорбив кого-нибудь.
Она кивнула. По крайней мере, отец опять улыбался.
– Конечно, папа.
В узких проездах, разделявших особняки позади Мейфера, гулял резкий холодный ветер. И снова накрапывал дождь, хотя в клубе «Уайте» самые смелые делали ставки на то, что в этом году в июне выпадет снег. Маркиз Дансбери ставил на целых шесть дюймов снега – ледяной холод вполне подходил ему, ведь он собирался очаровать Снежную королеву.
– Джек, почему ты так думаешь?
Маркиз вздрогнул и посмотрел на женщину, сидевшую напротив него в мягком кресле:
– Что именно я думаю?
Антония Сен-Жерар налила себе бренди и с улыбкой проговорила:
– Скажи, Джек, почему мы так и не стали любовниками? Маркиз тоже улыбнулся и, снова уткнувшись в газету, пробормотал:
– Потому что мы с тобой очень похожи. Мы как два тарантула. И мы перекусали бы друг друга, еще не закончив спариваться – или как это называется у тарантулов?
Антония со смешком откинулась на спинку кресла. В свете камина ее темные волосы отливали медью.
– После соития самка тарантула убивает самца, не так ли? – проговорила она с легким французским акцентом.
– И это – главная причина, – с усмешкой ответил Джек. – Именно поэтому я и воздержался.
– Когда ты заехал ко мне, я не думала, что ты собираешься сидеть в гостиной. Я полагала, что ты хотя бы поиграешь в карты. Иначе я бы еще спала. Знаешь, сегодня утром я легла спать только после семи.
– Тебе следовало бы разумнее распределять свое время.
– Ха! – усмехнулась Антония. – Я бы так и сделала, если б ты уехал отсюда в более «разумное» время. Можно подумать, что ты никогда не спишь.
Джек пожал плечами:
– Выходит, не сплю.
Антония указала на стопки газет, лежавшие у его кресла:
– Что ты в них ищешь?
– Насколько мне известно, только у тебя имеются старые номера, ответил Джек. – Я ищу сообщение о смерти.
Антония сделала глоток бренди. Немного помолчав, спросила:
– Но что тебя интересует? Сообщение о чьей смерти ты ищешь?
– О смерти Элизабет Бентон. Леди Хэмбл. – Маркиз отложил газету и взял следующую. – Видишь ли, никто не смог указать мне точную дату.
– Эта леди – родственница того красивого молодого человека, который вчера после театра присоединился к нам?
– Его мать. – Джек снова принялся читать. Затем вдруг поднял голову и с удивлением посмотрел на Антонию. – Ты, кажется, назвала его красивым молодым человеком, Тони? Или я ослышался?
Антония с улыбкой потянулась, и верхняя часть ее халата весьма соблазнительно распахнулась. Впрочем, маркиза трудно было соблазнить этим зрелищем, и он лишь пожал плечами.
– Нет, ты не ослышался. Он действительно красивый. К тому же богатый, как я поняла. – Антония рассмеялась. – Иначе ты не позволил бы ему обыграть тебя на несколько фунтов. Ведь ты никогда не утруждаешь себя, никогда не заманиваешь того, кто не может похвастаться богатством.
Маркиз с улыбкой смотрел на собеседницу. Что ж, он не ошибся. Он подозревал, что мадемуазель Сен-Жерар будет рада встретиться с его новым приятелем. И это, несомненно, послужит тому, чтобы обольстить Лилит Бентон, ведь у него, Джека, будет ключ как к спасению ее брата, так и к его гибели. Антония прекрасно владела искусством губить людей – маркиз нисколько в этом не сомневался.
– Может быть, привезти его к тебе?
Она снова улыбнулась и взяла бокал с бренди. – Спасибо, Джек.
– Рад услужить.
Маркиз начал просматривать заголовки в газете, которую держал в руках. Это был номер почти шестилетней давности – тогда писали в основном о Бонапарте и задавались вопросом: сумеет ли Веллингтон ему противостоять?
– Что-то интересное? – спросила Антония.
– Не очень. – Маркиз перевернул страницу. – А.. вот оно… Элизабет, леди Хэмбл, любимая дочь и так далее… скончалась от инфлюэнцы 14 мая 1815 года в возрасте тридцати пяти лет. – Он откинулся на спинку кресла. – Хм…
– Что – «хм»? – спросила Антония. – Это ни о чем не говорит.
– Мне кое о чем говорит, – ответил Джек. – Любимая дочь – и ничего о любимой жене. Значит, объявление дали родители. – Он щелкнул пальцами. – Ничего о том, что ее будут оплакивать. Или о том, как она с честью носила свой титул и была полезна обществу, а также своему кружку рукоделия.
Антония усмехнулась:
– А какую пользу обществу принесли вы, милорд маркиз? – Она встала и, перегнувшись через спинку кресла, обняла его за плечи. – Что будет написано, когда сообщат о твоей смерти?
– Обо мне напишут: «Джонатан Огаст Фаради, маркиз Дансбери, скончался. Слава Богу». – Он сложил газету и положил ее обратно в стопку. – Мерси, Антония. – Джек допил вино, взглянул на карманные часы и поднялся.