– Лорд Джеффри обещал прийти после обеда, – сказал он вместо приветствия.
Однако Люсинда задержалась у Карроуэев значительно дольше, чем рассчитывала, и теперь у нее осталось время лишь на то, чтобы положить в вазу персики, которые она только что нарвала в саду.
Неприятный разговор с Робертом не очень огорчил Люсинду, а потому она твердо решила пустить дальнейшее развитие их отношений на самотек, отнюдь не намереваясь притворяться обиженной и избегать встреч с Робертом или чувствовать за собой какую-то вину перед ним. Люсинда уверяла себя, что теперь уже сам Роберт должен решить, создавать ли ему розарий или нет. А все же любопытно, продиктована ли столь неожиданно вспыхнувшая в Роберте любовь к розам лишь интересом к садоводству или же чем-то более серьезным и глубоким? Во всяком случае, раньше подобного увлечения за ним она никогда не замечала.
Короче, что именно побудило Роберта с таким рвением заняться розарием, пока оставалось для Люсинды секретом. Однако, проведя некоторое время в его обществе и поминутно читая в его бездонных глазах немой вопрос, она начала надеяться, что ее нехитрый подарок не остался незамеченным. Наверное, именно поэтому она постоянно украдкой смотрелась в зеркало, стоявшее на туалетном столике у ее кровати.
Как только горничная Элен застегнула на шее Люсинды жемчужное колье, снизу донесся стук входной двери и низкий голос лорда Джеффри, отвечавшего на приветствие Боллоу. Сердце Люсинды учащенно забилось. Он уже пришел! Наступило время урока!
Люсинда задержалась еще на несколько минут у себя в комнате, чтобы расчесать локоны и уже в который раз продумать линию поведения со своим первым учеником. Она бы посвятила этому куда больше времени, но все ее мысли были заняты предстоящей встречей с Робертом, и это мешало ей сосредоточиться на чем-либо другом. Удивительно, но всего несколько минут назад Люсинде казалось, что разговоры с человеком, из которого можно с трудом выжать хотя бы слово, для нее не должны стать особенно обременительными, тем более что Роберт уже соблаговолил поговорить с ней…
Кто-то осторожно постучал в дверь.
– Мисс Баррет! – донесся из коридора голос дворецкого. – Отец просит вас зайти к нему в кабинет.
– Сейчас зайду! – задумчиво ответила Люсинда, чуть приоткрыв дверь.
Она понимала, что ей предстоит непростой разговор с генералом. Отец явно намерен обсудить ее будущее замужество.
Стараясь выбросить из головы подобные мысли, Люсинда последовала за Боллоу к двери отцовского кабинета. Проскользнув внутрь, она лучезарно улыбнулась сначала генералу, а затем лорду Джеффри, сидевшему вместе с ним за столом:
– Добрый день, папа! Лорд Джеффри!
Генерал поднял голову и кивнул в ответ. Джеффри сделал шаг навстречу Люсинде и, взяв ее за обе руки, крепко сжал пальцы.
– Мисс Баррет, – начал он, – ваш отец сообщил мне, что вы согласились протоколировать наши беседы.
– Да, согласилась, – ответила Люсинда и, подойдя к отцу, поцеловала его в щеку – Если не возражаете, я расположусь у подоконника, чтобы не мешать вашей беседе. Будьте уверены, я запишу каждое ваше слово.
– Что за ерунда! – Генерал сморщился, выдвинул стул и указал на него дочери. – Я всегда говорю особенно свободно и интересно в присутствии слушателей, прежде всего тех, кто старательно записывает мои слова. Так что садись и начнем!
Пока Люсинда вынимала карандаш и открывала блокнот, Баррет вытащил из шкафа обтрепанный и подпаленный снизу журнал со своими записями, сделанными в Саламанке.
– Будьте прокляты, парусники, обстрелявшие корабль, на котором я возвращался в Англию после того, как Бонн отплыл на Эльбу! – проворчал генерал, перелистывая страницы журнала. – К сожалению, мой журнал с записками, сделанными в Памплоне, оказался почти полностью уничтожен, и все благодаря этому мерзкому полковнику, пожелавшему получить ломтик поджаренного хлеба, дабы преодолеть морскую болезнь!
– Надеюсь, вы понизили его в чине. – Лорд Джеффри презрительно фыркнул. – Должен заметить, нечто подобное действительно имело место в Памплоне, так что, возможно, ваше описание в наивысшей степени совершенно и крайне интересно! Я тоже был бы счастлив позволить себе своеобразную пробу пера в связи с событиями в Памплоне, коих оказался свидетелем. Как знать, глядишь, кому-нибудь это покажется интересным!
– Было бы очень мило с вашей стороны, милорд, – склонил голову генерал.
– Пожалуйста, без «милордов» – для вас я просто Джеффри, тем более что при трех живых старших братьях возможность наследования мною титула выглядит полной бессмыслицей.
– Что ж, тогда просто Джеффри. – Генерал улыбнулся. – Значит, Саламанка была первым местом вашей службы, не так ли?
– Да, именно так! И заодно прелюдией первого сражения, в котором я участвовал. Пуля, выпущенная французским мушкетером, сорвала с меня шляпу, как только я сделал всего один шаг по полю битвы.
Люсинда, внимательно слушая их разговор, старалась занести в блокнот каждое произнесенное слово, дату, описание погоды, передвижения войск, отражение чувств рассказчика…
Ей казалось, что она ощущает накал битвы, видит дым орудийных залпов и шеренгу союзных войск, которой маршал Веллингтон пытался прикрыть арьергард корпуса Огастуса Мармона от атак французской конницы.
Все это так ярко вставало перед мысленным взором Люсинды, как будто она сама присутствовала на поле сражения при Ватерлоо. Ее охватила нервная дрожь, когда лорд Джеффри рассказывал о том, как весь его полк почти полностью утонул во время переправы через реку Тормес в самом конце битвы.
– Извините! – Люсинда слегка покраснела, заметив, что отец и лорд Джеффри с удивлением на нее смотрят. – Вы, Джеффри, нарисовали настолько яркую картину великой битвы, что я просто не могла не разволноваться! Мне показалось, будто я сама присутствовала при всем этом!
Джеффри улыбнулся и покачал головой:
– Я надеюсь, все эти ужасы не скажутся на психике столь тонкой и благовоспитанной девушки, как вы.
– Понимаете ли, милорд, я никогда своими глазами не видела сражений, а только читала о них в записках отца и его письмах домой из действующей армии. Кроме того, сразу же после окончания этой ужасной войны я работала в военных госпиталях, ухаживая за ранеными и стараясь по возможности облегчить их страдания. И еще. Дочь генерала Баррета не могла бы вырасти, не зная хоть что-нибудь о войнах и сражениях, в которых ее отец принимал участие.
– Причем она черпала свои знания из его самых достоверных и детальных рассказов, – с гордостью добавил генерал Баррет, – и никто не смеет что-либо в них оспаривать!
– Позволю себе добавить, – отозвался Джеффри, – что при всей открытости и честности вашего отца, Люсинда, он не сможет включить в свои воспоминания некоторые частные аспекты описываемых им батальных событий просто потому, что о них не принято говорить с женщиной или писать.