– Я бы этого не сказала.
Венеция могла бы пересчитать их по пальцам одной руки, потому что большинству знакомых ей мужчин чего-то недоставало, они как бы «недотягивали» до некоего воображаемого образца.
Мисс Платт покачала головой:
– Смею заметить, что у вас наверняка были сотни обожателей. Возможно, даже тысячи.
Венеция не удержалась от смеха.
– У меня было всего несколько поклонников, это чистая правда. Просто я не отношусь к Тому типу женщин, которыми восхищается высший свет. – Она бросила взгляд на свои достаточно округлые формы: – Как ни стараюсь, не могу удержаться от пирожных. С точки зрения нынешней моды я недостаточно стройная и грациозная.
– Не могу с вами согласиться, – возразила мисс Платт.
– Спасибо на добром слове. Но я не жалуюсь. Если бы я чувствовала себя не слишком здоровой или не могла двигаться достаточно активно, постаралась бы похудеть. Но меня вполне устраивает моя комплекция.
Мисс Платт бросила на Венецию неуверенный взгляд, потом, наклонив голову, присмотрелась к собственной фигуре.
– Я охотно позаимствовала бы у вас немножко вашей полноты. Мужчины меня почти не замечают, потому что у меня плоская грудь.
– Этот недостаток нетрудно скрыть умелым выбором платья, – сказала Венеция. – Право же…
Дверь отворилась, и на пороге возникла мисс Хиггинботем. Ее золотистые кудри были зачесаны наверх и заколоты сапфировыми шпильками, а утреннее неглиже отделано дорогим французским кружевом.
Она сделала драматическую паузу, заслонив рукой глаза, словно дневной свет был для нее слишком ярок.
Венеция подумала, что ее мама могла бы встретить аплодисментами столь эффектный выход.
Но мисс Платт всполошилась:
– Мисс Хиггинботем, что с вами? Вам что-то попало в глаз?
Мисс Хиггинботем опустила руку. Окинув взглядом комнату, она проговорила:
– О, я вижу, вас только двое. Я считала, что мой отец и лорд Маклейн все еще здесь.
– Лорд Маклейн? – В глазах у мисс Платт вспыхнуло любопытство. – Позвольте спросить, почему вы хотели увидеть именно его?
Мисс Хиггинботем пожала плечами, но не удержалась от легкой улыбки:
– Я, конечно, всем сердцем предана моему Генри, но…
Улыбка ее стала шире.
Мисс Платт хихикнула и заговорила с жаром:
– Дорогая моя мисс Хиггинботем, я вас прекрасно понимаю! Если бы не обаятельнейший мистер Уэст, я сама влюбилась бы в лорда Маклейна.
Мисс Хиггинботем распахнула небесно-голубые глаза и вздохнула.
– Он почти прекрасен, несмотря на свой шрам. – Она восхитительно вздрогнула. – Я хочу спросить его сегодня перед обедом, не был ли он ранен на дуэли. Просто ошеломительно, если так оно и есть!
Странное чувство возникло в сердце у Венеции. Какое отношение это дитя может иметь к Грегору? Он не обратит ни малейшего внимания на подобное существо, и чем скорее маленькая кокетка поймет это, тем лучше.
Венеция поспешила выбросить из головы немилосердные мысли. Наверное, она и вправду сходит с ума. Во-первых, позволила Грегору поцеловать себя, и это пришлось ей по вкусу, а теперь вот позволяет чувству, похожему на ревность, поднять свою уродливую голову. Не хватало только писать «леди Маклейн» на всех попадающихся под руку клочках бумаги и сочинять выдуманные приглашения на свадьбу.
Не ведая о сердечном беспокойстве, которое породили в груди у Венеции ее слова, мисс Хиггинботем закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
– Я так рада видеть вас обеих! – сказала она. – Не знаете, где сейчас мой отец?
– В конюшне, – сообщила Венеция. – Ваш грум считает, что передняя лошадь вашей кареты не сломала ногу, а только растянула сухожилие.
– С какой стати он так заботится о лошади в то время, как его родная дочь в таком тяжелом состоянии?
Мисс Хиггинботем уселась напротив Венеции и мисс Платт. Последняя ласково похлопала девушку по руке:
– Глядя на вас, не скажешь, что вы в тяжелом состоянии. Мисс Тредуэлл утверждает, что вы скушали все, что она вам подала, и попросили добавки.
– Что она может знать о боли и душевных страданиях, да и любой из тех, кто здесь находится?
Мисс Платт слегка порозовела.
– Я точно не знаю, потому что моя любовная жизнь в последнее время доставляет мне только наслаждение.
– Мисс Платт! – произнесла мисс Хиггинботем задушевным тоном и сжала в ладонях руку старой девы. – Как видно, я заблуждалась на ваш счет. Так вы тоже испытали порывы истинной любви?
Вместо того чтобы смутиться при столь экстравагантных словах, мисс Платт просияла:
– О да, я знаю все об истинной любви. Я как раз говорила об этом мисс Уэст перед тем, как вы вошли.
Господи помилуй, надо бы предостеречь мисс Платт от излишней откровенности. Что правда, то правда, Рейвенскрофт с ней весьма любезен, но только на людях, под бдительным оком миссис Блум и самой Венеции. И он, разумеется, не переходил границ дозволенного приличием.
– Быть может, я помешала вашему разговору? – спросила мисс Хиггинботем.
– О нет! – живо откликнулась мисс Платт. – Мы с мисс Уэст просто обсуждали мужчин.
– Я считаю всех мужчин неуправляемыми, – заявила мисс Хиггинботем. – Я не попала бы в такое ужасное положение, если бы мой любимый Генри прислушался ко мне. Я предупреждала его о том, что будет, если папа узнает о наших отношениях, но Генри отказался убежать со мной. И вот я здесь, буквально вырванная из его объятий!
На мисс Платт это явно произвело впечатление, чего не скажешь о Венеции.
– Мисс Хиггинботем… – начала Венеция, но юная леди ее перебила:
– Называйте меня просто Элизабет.
– Очень хорошо. А вы называйте меня Венецией.
– А меня Далилой, – поспешила вставить мисс Платт.
Элизабет и Венеция удивленно уставились на нее, услышав это имя. Мисс Платт покраснела и пояснила:
– Моя мама считала, что с Далилой обошлись несправедливо. Все думали, как ужасно она поступила, когда обрезала волосы Самсону и тем самым лишила его силы, но, вероятно, ее заставили это сделать!
Элизабет кивнула:
– Я об этом никогда не думала, но смею сказать, что вы правы. Мужчины вечно ругают женщин за все, что те делают.
Голова у Венеции буквально разламывалась.
– Я знаю о мужчинах все! – с неподражаемой важностью произнесла Элизабет. – Я трижды была помолвлена.
– Трижды?! – Мисс Платт растерянно моргнула. – Не может быть!