Старая Нора изЛох-Ломонда однажды холодным вечером трем своим внучкам
Кейтлин прислонилась лбом к холодному оконному стеклу своей спальне. Там, снаружи, оконный свет отражался на ровной поверхности свежевыпавшего снега. Англию завалило белыми хлопьями. Казалось, снег никогда не прекратится.
Постучав, в спальню вошла сестра, Мэри.
— Принесла тебе горячего молока. Может быть, тебе удастся заснуть.
— У меня все в порядке, спасибо.
— Нет. Моя комната прямо под тобой, и я слышу, как ты ходишь туда-сюда почти всю ночь напролет. — Мэри подала Кейтлин чашку, над которой поднимался пар. — Пей.
Кейтлин послушно выпила молоко, хотя охотно вылила бы его за окно. Мэри плотнее запахнулась в теплую шаль поверх ночной сорочки и подошла к камину.
— Этот снег когда-нибудь прекратится? Идет уже два дня.
— Все лучше, чем дождь на прошлой неделе.
Мэри скорчила рожицу:
— Дождь, снег… Как мне все надоело!
Кейтлин вздохнула, и на влажном стекле образовался туманный кружок. Она смотрела, как нескончаемый снег ложится на землю медленными хлопьями.
— Сначала это кажется очень красивым.
— Красиво, но нам уже достаточно. Папа говорит — если снег не перестанет, придется снова расчищать дорожки. — Мэри поежилась. — Как жаль, что ему с мамой пришлось отправиться в путь в такую погоду. Но кто бы мог подумать, что у тети Лавинии действительно случится сердечный приступ? Она всю жизнь жалуется на сердце.
— А я рада, что она поправляется. Мама ее очень любит.
— Как и все мы, — согласилась Мэри.
За окном подул холодный ветер, и Кейтлин стало зябко. Она приспустила шторы, подошла к камину и свернулась калачиком в кресле напротив сестры.
Мэри не сводила с сестры задумчивого взгляда темно-карих глаз.
— Ты закончила вязать сумочку?
— Нет.
— Прочитала книгу, которую тебе принес Уильям? Про похищенную наследницу?
— Нет.
Мэри кивнула, словно ждала именно таких ответов.
— Полагаю, ты не сплела ни ярда кружев, не вышила…
— Сегодня я ничего не сделала, — быстро перебила ее Кейтлин.
— Мы очень тревожимся за тебя.
— Почему?
— Потому что ты не делаешь ничего, только слоняешься по дому. Ты даже почти ничего не ешь.
— Я в порядке! Это все погода.
Мэри приподняла бровь:
— Я думаю, это из-за Маклейна.
Закрыв глаза, Кейтлин в сотый раз пожалела, что доверилась сестре. Но ей просто необходимо было выговориться! Разумеется, кое о чем она умолчала — это было слишком личное, чтобы говорить о нем вслух. К тому же это воспоминание причиняло ей боль. Тем не менее Мэри знала достаточно, а об остальном могла догадаться.
— Мэри, не надо.
Сестра тяжело вздохнула:
— Да знаю я, знаю. Я только… — Ее брови сошлись на переносице. — Кейтлин, только не лги самой себе. Ты бы не страдала так, если бы…
— Если бы что? — с вызовом спросила Кейтлин.
Поколебавшись, Мэри тихо сказала:
— Если бы ты его не любила.
Кейтлин показалось, что ее сердце сейчас разорвется. Мэри вздохнула:
— Я просто подумала… прости. Я не хочу совать нос не в свое дело. Я уверена, ты и сама знаешь — проходит время, и боль притупляется. Возможно, тогда ты захочешь поговорить.
— Думаю, так и будет. Спасибо, Мэри.
Снова подступили слезы. Кейтлин торопливо поднесла кружку к губам и залпом выпила молоко.
Мэри встала и обняла сестру.
— Тогда я пойду. Спокойной ночи.
Дверь за ней затворилась, тихо щелкнул замок. Кейтлин снова предалась воспоминаниям — и хорошим, и плохим сразу.
Она любила Александра Маклейна, любила страстно и глубоко, всем своим существом. Слезы мешали видеть. Кейтлин на ощупь добралась до постели, бросилась ничком и зарыдала.
Когда сил плакать уже не осталось, она встала, умылась, переоделась ко сну и потушила лампу. Снова забралась в постель и лежала долго-долго. Жаль, нельзя перестать думать. Перестать чувствовать.
Постепенно она стала засыпать, но тут же проснулась. Ее разбудил стук ветки за окном. Она сонно поморщилась. Это не ветка! Похоже, кто-то запустил в окно камушком.
Звяк! Звяк! И снова — звяк, звяк…
Сбросив одеяла, Кейтлин спустила ноги на пол. Наверное, один из братьев снова задержался. Обычно они стучали в окно первого этажа, к Уильяму. Видно, уж очень крепко он заснул и ничего не слышит. Она набросила халат, нашарила туфли.
Крак! На пол брызнули осколки стекла. В комнату залетел небольшой кругляш. Следом ворвался поток холодного воздуха.
— Бога ради…
Запахнув как следует халат, Кейтлин сунула ноги в полуботинки и бросилась к окну. Под ногами захрустели осколки разбитого стекла. Она распахнула окно и выглянула наружу.
Ветер трепал волосы, раскачивал растущее под окном дерево. Внизу снег набегал, как волны в океане. И там, прямо под окном, в черном плаще на широких плечах, стоял мужчина ее грез.
Сердце глухо стукнуло, ладони сделались влажными. Может быть, он решил объясниться? Признаться, что жизнь без нее потеряла всякий смысл?
Александр повернулся, и она увидела его лицо. Но он не улыбался, как улыбался бы влюбленный, а… хмурился, словно грозовая туча.
— Вы надели туфли? — крикнул он ей.
— Тише!
Кейтлин оглянулась через плечо, опасаясь, что к ней ворвется Мэри.
— Нет, никаких «тише», — возразил он, понижая голос до громкого шепота. — Вы надели туфли? Должно быть, пол засыпано битым стеклом, и я не хочу…
— Да, я надела туфли! — отрезала она.
Как сурово его лицо, и как неприветливо он с ней разговаривает. Ее надежды таяли. Зачем он приехал? Уж точно не для того, чтобы признаваться в любви. Разочарование повисло горечью на ее языке. На какой-то миг надежда воскресла. Она ждала — всем существом! — вот он скажет что-нибудь, сделает жест, и она поймет, что он ее любит. Но нет. Кейтлин слышала только сердитый шепот. Он думал, что она настолько глупа, чтобы расхаживать босиком по осколкам стекла.
Пропади он пропадом!
Однако… о чем она только думает? Маклейна никак не назовешь обычным человеком. Он не из тех, кто писал сонеты в честь ее глаз, приносил цветы и посылал милые подарки в серебряной бумаге.
Он из тех, кто способен сделать комплимент, попутно заметив, что ее туфли немного поношены. Из тех, кто не смотрит женщине в глаза, признаваясь в любви, зато не отводит взгляда, срывая с нее сорочку.