В его глазах блеснул веселый огонек.
— Я уж думал, что хороших не существует. Одни напыщенные дуры.
— А я то же самое думала о своих нанимателях, — возразила она. — Ну что, согласны?
В ожидании ответа Анна невольно задержала дыхание. После паузы, показавшейся ей вечностью, граф медленно кивнул.
— Хорошо. Позже мы обсудим наши действия. Я, разумеется, буду поддерживать вас, если вы будете отвечать мне взаимностью.
— Благодарю вас, — с облегчением вздохнула Анна. «В конце концов, бывало и труднее», — подумала она, наблюдая за остывающим графом. Тот вдруг направился к двери.
— Пойдемте со мной, мисс Тракстон.
«Что он задумал? « — думала Анна, следуя за ним по коридору мимо впечатляющего старого фламандского гобелена с батальной сценой. Они пересекли холл и прошли через две огромные двери. Внезапно Анна остановилась. Ей еще не доводилось бывать в комнате величественнее этой. Из ухоженного сада через длинный ряд застекленных дверей в нее лились потоки света, отражавшегося на дубовых панелях и теплыми бликами игравшего на бесчисленных полках. Затейливая вязь балясин окаймляла ступеньки, ведущие на второй этаж, где также виднелись дубовые шкафы.
Еще больше ее поразила великолепная фреска, на которой была изображена борьба Истины и Добродетели с Ленью и Невежеством. Нежно-голубой, темно-лиловый, солнечно-желтый и ярко-малиновый тона блестяще выполненной композиции делали ее поистине незабываемой.
Анна перевела взгляд на ожидающего ее реакции графа.
— Превосходно!
Он едва сумел скрыть радость за доставленное ей удовольствие.
— Это пока единственная комната, в которой воплотились мои замыслы. Но настанет день, когда преобразится весь дом.
На полу лежал золотисто-красный ковер, в углу стоял огромный письменный стол из красного дерева, а вдоль стены до камина — прекрасная коллекция античных стульев. Но все это великолепие меркло в сравнении с количеством книг, заполнявших комнату, — все полки были забиты ими.
Анна медленно пошла вдоль стены, слегка касаясь пальцами кожаных корешков. Остановилась.
— Байрон?
Граф пожал плечами.
— Воплощенное неистовство.
— Вы его поклонник?
Она невольно продекламировала:
Как шум листвы, как сладость сна,
Как свежесть тихой звездной ночи,
Прекрасен твоего лица овал,
Твои сияющие очи.
Слова повисли в тишине. У Анны потеплело в груди Она и представить себе не могла, чтобы Грейли, воплощающий в себе физическую силу, читал романтичного Байрона.
— И я очень люблю Байрона, — призналась она. Стихи сыграли с ней странную шутку: на мгновение ей показалось, что она знает Грейли уже много лет и что он ближе ей, чем она себе представляла. В следующее мгновение иллюзия рассеялась, и она горько усмехнулась, вспомнив их споры. Чтобы прервать неловкое молчание, она повернулась к полкам.
— Неужели вы все это прочли?
Граф оперся о стол, заслонив своими широкими плечами выход из комнаты.
— Еще нет. Я предпочитаю неторопливо наслаждаться книгами, а не проглатывать их.
В голосе графа было нечто, заставлявшее с вниманием относиться к его словам. Он как будто взвешивал, пробовал на вкус каждое слово. Чуть скосив глаза, Анна увидела, что Грейли по-прежнему смотрит на нее. Вздохнув, она сказала:
— Я люблю читать. И настаиваю, чтобы мои воспитанники читали.
— Если даже вам просто удастся заставить их сделать что-нибудь, вы совершите больше, чем все предыдущие гувернантки вместе взятые.
— Сколько же их было?
— Я уже сбился со счета. — Он взял с письменного стола листок бумаги и протянул ей.
Анна с неохотой оторвалась от книг и подошла к нему.
— Расписание?
— Для каждой дисциплины я выделил по полчаса. Думаю, — с оттенком гордости сказал Грейли, — я все учел: история, греческий, латынь.
— Оставьте его себе, — Анна вернула ему листок. — Я не составляю расписаний.
— Тогда как же вы распределяете время?
— Я ставлю цели каждую неделю и стараюсь не ограничивать детей временными рамками. Затем мы каждое утро составляем план занятий на целый день.
Граф Грейли нахмурился.
— Я настаиваю на расписании, коль уж мы условились сотрудничать.
— Конечно, я не против, но вряд ли стоит рассчитывать, что дети будут ему следовать.
— Почему бы и нет? Я составляю расписания для слуг и нахожу это очень удобным. Они убирают по вторникам, стирают по четвергам и так далее. Это экономит массу времени и очень эффективно.
— Да, Грейли, но дети — не слуги. Вы что, не помните себя в детстве?
По выражению его лица Анна поняла, что не помнит. Как можно не помнить? В детстве и юности наслаждаться свободой, роскошью — думать, что все время мира принадлежит тебе. Но как же такое могло случиться? Сара рассказывала ей о своих шалостях, о купании в пруду, о том, как утащила у одного из братьев перочинный нож, чтобы вырезать кролика из сука старого дуба. Как получилось, что брат Сары оказался лишен памяти детства? «Похоже, пора написать Саре», — подумала Анна. Как бы то ни было, нужно было убедить Грейли позволить ей самой составить распорядок для детской.
Стук в дверь возвестил о приходе дворецкого.
Войдя, Дженкинс поклонился.
— Милорд, комната мисс Тракстон готова. Анна обрадовалась:
— Замечательно! С удовольствием отдохнула бы перед обедом. — Она заспешила к двери. — Спасибо, что уделили мне время, граф. Ваша библиотека действительно великолепна.
Грейли удивился:
— Вы что, убегаете? Анна остановилась.
— Я никогда не убегаю. Я просто ухожу от разговора, который нам обоим неприятен.
Граф Грейли только развел руками. Он не привык иметь дело с прямодушными людьми. В роду Эллиотов откровенность была не в чести.
— Ладно, мисс Тракстон. Но мы еще вернемся к расписанию. Так или иначе.
В ее глазах запрыгали чертики. Она добилась своего.
— Непременно вернемся после того, как я съем что-нибудь.
Граф Грейли взглянул на Дженкинса:
— Мисс Тракстон устала и проголодалась. Проводите ее в комнату и скажите миссис Стиббонс, чтобы она принесла ей ленч.
— Я думаю, миссис Стиббонс уже позаботилась об этом. — Дженкинс открыл дверь и поклонился: — После вас, мисс.
Анна сделала изящный реверанс и выскочила за дверь. Она почти бежала, упруго ступая, и от ее стройных ног, грациозно двигающихся под накрахмаленными юбками, невозможно было отвести глаз.