– Но ведь они уже взрослые, – произнесла она как нечто само собой разумеющееся.
– Неужели это означает, что я уволен из отцов? – пораженно спросил Питер. – В четырнадцать, шестнадцать и восемнадцать мальчики не особенно нуждаются в родителях?
– В какой-то степени. Но ты же можешь играть в гольф с моим папой.
Ирония ситуации заключалась в том, что она проводила с отцом больше времени, чем их сыновья – со своими родителями. Но Питер не стал ей на это указывать.
Отношения между Питером и Фрэнком стали довольно напряженными. Правда, Фрэнк одобрил неслыханные вложения в разработку «Викотека», удвоенные силы, работавшие посменно – днем и ночью, но отказываться от участия в слушаниях ФДА он по-прежнему не хотел, несмотря на то что Питер неохотно согласился выступить перед конгрессом, чтобы доставить удовольствие отцу Кэти.
Ему не слишком-то хотелось это делать, но данный предмет не стоил таких споров, а для фирмы присутствие там Питера было вопросом престижа.
Но он не одобрял идею защиты высоких цен, которые их компания и множество их конкурентов устанавливали на рынке. Однако как указывал Фрэнк, они занимались бизнесом ради прибыли. Да, они стремились вылечить болезни человечества, но и решили заработать на этом деньги. Правда, Питер хотел, чтобы с «Викотеком» все было по-другому, и надеялся убедить Фрэнка в том, что они получат прибыль скорее на больших объемах продаж, чем на астрономических ценах. Поначалу конкурентов этому препарату не будет.
Тем не менее в настоящее время Фрэнк не хотел это обсуждать. Ему нужно было только одно – обещание Питера, что он все-таки попытается выставить «Викотек» перед ФДА в сентябре. Это стало для него своего рода навязчивой идеей. Он хотел выбросить препарат на рынок как можно быстрее, любой ценой, чтобы не только попасть в историю, но и заработать несколько миллионов долларов.
Он продолжал настаивать на том, что у них много времени и, если им повезет, они смогут «устранить эти мелочи» к сентябрю. В конце концов Питер прекратил с ним спорить, зная, что, если понадобится, они смогут отказаться от участия в слушаниях позднее. Оставался слабый шанс, что они успеют, но, по мнению Сушара, это было сомнительно. И Питер считал, что цели Фрэнка нереальны.
– А почему бы не пригласить Сушара сюда? Это несколько ускорило бы процесс, – предложил Питер, но Фрэнк не считал это удачной мыслью.
Когда Питер позвонил Полю-Луи, чтобы обсудить с ним эту возможность, ему сказали, что доктор Сушар в отпуске. Питер удивился и почувствовал легкое раздражение: время для отпуска было выбрано не самое удачное. Никто в Париже не знал, где он находится, и Питер был не в состоянии его разыскать.
Только в конце июня все немного успокоилось. Фрэнку, Кейт и мальчикам настало время уезжать на летний отдых на Мартас-Виньярд. Питер намеревался провести с ними уик-энд на Четвертое июля, а потом вернуться в город и начать усиленную работу. Он собирался жить в городе, в квартире, принадлежавшей компании, и работать дольше, чем обычно, а на выходные приезжать к своей семье. С понедельника по пятницу он будет трудиться бок о бок с учеными и помогать им любыми способами. Он любил городскую жизнь. В Гринвиче, без Кейт и детей, ему было бы страшно одиноко. Теперь же у него появилась грандиозная возможность поработать в свое удовольствие.
Но не только работа была у него на уме в это время. Две недели назад он увидел в газетах сообщение, что Энди Тэтчер намеревается баллотироваться в президенты: сначала на предварительных выборах, а если он выиграет их, то и на основных – через год после ноября. Питер с интересом отметил, что во время пресс-конференций Оливия неизменно стояла у него за спиной. Они обещали друг другу даже не пытаться наладить связь, так что он не мог позвонить ей и спросить об этом. Это постоянное присутствие Оливии рядом с Энди Тэтчером несколько смущало Питера, и он спрашивал себя, что это означает, – ведь она собиралась расстаться с ним. Однако они договорились не общаться, и Питер, хотя это было ужасно тяжело, держал свое обещание. Он решил, что ее регулярные появления на публике вместе с Энди на политической арене могут значить только одно – она решила с ним не разводиться. Интересно почему и повлиял ли как-нибудь Энди на ее решение? Зная, что он сделал с ней и с их взаимоотношениями, трудно было предположить, что она сделала это из большой любви. Единственное, что могло подвигнуть ее на такой поступок, – это чувство долга. Питер не хотел верить в то, что она делает это потому, что любит его.
Было странно продолжать прежнюю жизнь после их короткого романа во Франции. И Питер не мог не спрашивать себя, изменилась ли для нее жизнь в той же степени, что и для него. Поначалу он отчаянно пытался противостоять этим чувствам, убедить себя в том, что все осталось по-прежнему. Однако вещи, которые никогда раньше его не раздражали, внезапно превратились в мучительные проблемы. Все, что говорила Кейт, казалось ему связанным с ее отцом. Работать стало труднее. Работа над «Викотеком» пока не приносила видимых результатов. И Фрэнк никогда не был таким несговорчивым, как сейчас. Даже его сыновья, казалось, в нем не нуждались. Хуже того – Питер чувствовал, что в его жизни больше нет места радости, восторгу, тайне, романтике. Не было того, что он делил с Оливией во Франции. И самое ужасное то, что ему не с кем было поговорить. В последние годы он никогда не задумывался над тем, насколько отдалились они с Кэти друг от друга, насколько она была занята совершенно другими вещами – своей общественной деятельностью и подругами, своими женскими комитетами. Для него в ее жизни, казалось, не осталось больше места; единственный мужчина, который что-то значил для нее, был ее отец.
Питер спрашивал себя, стал ли он более чувствительным к таким вещам или же утратил прежнюю объективность, переутомился, не выдержал этой неудачи с «Викотеком». Но дело явно было не в этом. И даже когда он Четвертого июля приехал на Мартас-Виньярд, все раздражало его. Среди их друзей он чувствовал себя не в своей тарелке; с Кэти у него контакта не было, а мальчиков он почти не видел даже здесь. Казалось, все изменилось в какой-то момент, которого он не уловил, и его счастливая жизнь с Кэти кончилась. Было очень странно наблюдать за этим медленным прозрением. Кроме того, могло быть и так, что он неосознанно сам сводит их отношения на нет, словно для того, чтобы оправдать время, проведенное с Оливией на юге Франции. При фактически несуществующем браке это было бы более понятно и простительно, но при, так сказать, живой жене с этой изменой было трудно жить.
Он ловил себя на том, что искал фотографии Оливии в газетах, а Четвертого июля он видел Энди по телевизору. Сенатор проводил очередное турне по Кейп-Коду, и репортаж велся прямо с его огромной яхты, стоявшей на якоре в порту. Питер подозревал, что Оливия где-то рядом, но так и не смог ее увидеть.
– Что это ты смотришь телевизор средь бела дня? – осведомилась Кэти, случайно заглянув в их комнату.
Питер взглянул на нее и не мог не отметить ее все еще элегантной фигуры. На ней был ярко-синий купальник и золотой браслет с сердечком, который он купил ей в Париже. Но Кейт, светловолосая, с несколько надменным выражением лица, не производила на него такого ошеломляющего впечатления, как Оливия при каждой встрече. Питер снова почувствовал приступ вины, заставив Кейт забеспокоиться.