Игрейния, затаив дыхание, слушала тишину. И вот снова послышались шаги.
На этот раз шотландец ушел из подземелья.
После обеда отец Маккинли явился к Эрику в его комнату. Святой отец считался уважаемым человеком, но он был не из тех, кто громогласно отстаивает свои политические убеждения. И потому, когда он постучал, Эрик первым делом свернул карту, которую изучал до его прихода, а уж потом, откинувшись на спинку стула, пригласил его войти.
– Вы не можете оставлять ее в подземелье! Она сойдет там с ума – ведь чуть ли не рядом с ее клеткой похоронен ее муж, а она сидит в кромешной тьме: от факелов никакого проку – одна игра теней.
– Я у нее был – она предпочитает подвал.
– Поймите, настаивая на своем, она себя губит!
– А на чем, собственно говоря, она настаивает?
– На том, что она пленница.
– И что из того?
– Здесь все могут передвигаться свободно…
– А она нет, – закончил его мысль Эрик. Маккинли вздохнул.
– Если бы у нее было право свободно перемещаться по замку…
– …она бы опрометью кинулась вон. Вот что, святой отец, если можете вытащить леди оттуда – действуйте. Предоставляю это дело вам. Ее комната свободна, хотя, правда, немного изменилась.
По его приказанию в покоях бывшего хозяина замка со стен сняли его гербы и цвета его клана, а на их место водрузили символы власти самого Эрика и Роберта Брюса.
После того как ушла из жизни Марго, Эрику стал невыносим вид этой комнаты. Но изменились не только апартаменты хозяина замка: сначала на башнях, а затем и в зале люди Эрика поменяли все флаги.
– Значит… – начал Маккинли, – вы мне приказываете привести ее наверх?
– Я вам разрешаю.
Священник кивнул и вышел. Шотландец проводил его взглядом и вернулся к своим делам.
День тянулся неимоверно медленно, и Игрейния кляла себя за собственную глупость. Час казался столетием. Занять время было нечем, и Игрейнию спасали воспоминания.
Она не представляла, сколько сейчас времени. В подземелье царил вечный сумрак. Но вот укрепленные под каменным потолком факелы стали коптить, и она подумала, что наступила ночь. Но так же возможно, что день еще не кончился. У нее не было никаких ориентиров, чтобы определить время суток.
Вновь послышались шаги. Она испуганно вскочила, думая, что это вернулся шотландец. Но на этот раз в ее узилище пришел преподобный Маккинли. Он остановился у решетки, взялся за прутья руками и долго-долго смотрел на пленницу.
– Игрейния, прости меня Боже, я должен вам сказать, что вы накликаете невзгоды на всех нас. Подумайте, что вы делаете: люди живут здесь в мире и трудятся, чтобы выжить. Но если они решат, что вас держат в заточении и с вами жестоко обращаются, бог знает что может случиться. Бойня, резня – да все, что угодно! Из-за вашего упрямства могут погибнуть невинные. Всю ночь я пролежал без сна, представляя ужасные последствия вашего поведения. И говорю вам, как учит меня Всевышний: покиньте эту дьявольскую дыру и переселитесь в свои покои. Там свет, там ваши книги, чистая одежда и окно в мир.
– Книги в моей комнате, а мое обиталище здесь.
– Игрейния, Господь не желает, чтобы вы здесь оставались, я это точно знаю. Негоже живому заточать себя, словно в могиле, рядом с умершими.
– Отец Маккинли… – начала было Игрейния, уже готовая согласиться на его просьбу, но вдруг вспомнила, что книги вряд ли теперь ей доступны, поскольку в покоях хозяина замка наверняка поселился новый владелец. И в этот миг она снова услышала шаги и замолчала. Длинная тень легла на пол – это к ним подошел шотландец.
– Она по-прежнему отказывается! – в отчаянии воскликнул священник.
Она открыла было рот, еще не зная, возражать или соглашаться, но ей не позволили сделать ни того, ни другого.
– Боюсь, у нее нет выбора, – объявил Эрик.
– Почему? – встрепенулась Игрейния.
– Мы захватили английский разъезд, и теперь нам требуется пыточная камера и все свободные клетки. Вы ведь не хотите слушать их крики? Но дело даже не в этом… Мы не можем позволить вам плести здесь заговор с англичанами.
– Английский разъезд? – встревожилась Игрейния. Сколько же времени прошло с тех пор, как они вернулись в замок? Ее брат был еще юн, но она говорила о нем сущую правду: он получил прекрасное образование и отличался чувством обостренной родовой гордости.
Не он ли явился в Лэнгли?
– Вы взяли в плен англичан? – нахмурился отец Маккинли.
Игрейния ломала голову, не блефовал ли шотландец, но интуиция ей подсказывала, что он говорил правду.
– Пора покинуть тюрьму. – Эрик не стал отвечать на вопрос священника.
– И куда же прикажете мне идти? Насколько я знаю, моя комната занята. Новым хозяином, – желчно добавила Игрейния.
– Не занята, – отозвался Эрик. – Мне она не понравилась. Так что можете на нее претендовать.
– Претендовать на свою комнату?
– Ну хорошо, – устало улыбнулся он. – Я согласен – вы самая отчаянная спорщица на свете. Скажем так: вы вольны занять свою комнату.
В ответ Игрейния надменно улыбнулась и, повернувшись к нему спиной, направилась в противоположный конец камеры.
– Игрейния, – тихо позвал ее отец Маккинли. – Эрик поселился в покоях Роберта Невилла. Так что ваши комнаты в вашем распоряжении.
– Позовите стражника, – приказал шотландец. – Пусть он принесет ключи.
– Я бы с большим удовольствием оказалась в обществе английских воинов, – гордо произнесла леди Лэнгли.
– Не сомневаюсь, – пожал плечами Эрик.
Через минуту она услышала, как огромный ключ поворачивался в замке. Игрейния хотела выскочить из камеры – никто не представлял, насколько невмоготу ей было сидеть в тюрьме. Но ей не дали такой возможности. На плечи легли ладони, слишком знакомые в последнее время, и повернули ее навстречу судьбе.
– Я… я не собираюсь с вами драться! – возмутилась она.
Но Эрик ее не слушал. Он толкал ее вперед, пока они не оказались перед склепами, где лежали тела Афтона, Марго и дочери Эрика. Он остановился на секунду. Затем продолжил путь.
Когда они оказались в зале, шаги за спиной стихли. Всю дорогу из подземелья за ними следовали отец Маккинли и еще один человек – дюжий шотландец в килте, который недавно открывал замок, а до этого неотлучно сторожил ее темницу, не показываясь ей на глаза.
– Джаррет, – приказал Эрик, – проводи леди в ее комнату. – Он прошел мимо нее и легко взбежал по лестнице.
– Пойдемте, миледи, – вежливо попросил тот, кого назвали Джарретом.