— Не отходи далеко от усадьбы. И возвращайся сразу же, как только услышишь что-нибудь о сражении.
— Да, ваша милость!
— Это поручение должно быть тайной для всех. Будь осторожна! Что, если они узнают в тебе одну из моих фрейлин?
— Меня не узнают! — заверила ее Гвинет.
Она сумела доказать свою правоту чуть позже, когда вошла в зал, наряженная в одежду Энни. На ней были кофта и юбка, под которые она подложила вату, чтобы казаться полней, а сверху надела жакет. На ногах были дешевые рабочие башмаки, слишком большие для ее маленьких ног, на голове красовался темный шиньон, а поверх всего была накинута шерстяная шаль. Щеки и кожу вокруг глаз Гвинет вымазала углем, чтобы казалось, будто она весь день работала у огня.
Когда она вместе с Энни вошла в комнаты королевы, Мария не узнала ее и спросила:
— Энни, где твоя госпожа? И кого ты привела ко мне? Она работает здесь, в усадьбе?
Гвинет рассмеялась, Мария беззвучно ахнула и тоже начала смеяться.
— Да, ты доказала, что права!
— Я не буду рисковать без причины, ваша милость. Мы пройдем вдоль лотков, будто бы за покупками, и услышим, что сможем.
Мария помедлила в нерешительности, затем одобрительно кивнула:
— Мы должны точно знать, что происходит. Но если вы не вернетесь до темноты, я пошлю стражников искать вас.
— Мы вернемся, — заверила ее Гвинет.
Едва они вышли из комнаты королевы, Гвинет чуть не застыла на месте: мимо прошли Джеймс, Мэйтленд и Рован. Но никто из них не заметил ее. Джеймс и Мэйтленд вообще не обратили на них никакого внимания, а Рован лишь поприветствовал Энни легкой улыбкой.
Как только все трое прошли мимо, Гвинет схватила Энни за руку и побежала через зал, делая усилие, чтобы не засмеяться. Энни освободилась от ее руки, повернулась к Гвинет и стала ее ругать:
— Это поручение — одна глупость, говорю вам!
— Закрой рот, Энни! Пожалуйста, перестань! Я несколько часов буду играть роль, как в пьесе, и только.
Они прошли мимо стражников королевы. Их поставили вокруг усадьбы — Мария все-таки уступила брату, убедившему ее, что они постоянно должны быть, начеку.
— Город заполнен войсками королевы, — заметила Энни.
— Да, у нее здесь лучшие лучники и самые умные полководцы.
Энни облегченно вздохнула:
— По-моему, это очень хорошо, когда надо защищать глупых людей от глупостей.
— Идем на рыбный рынок! — предложила Гвинет.
Энни настороженно и внимательно оглядела ее, и они пошли дальше.
— По крайней мере, у вас подходящий для этого выговор, — сказала она.
Они шли по улицам неразлучной парой, плечо к плечу, как две служанки, которые давно работают у одного и того же господина. Гвинет знала, что Абердин достаточно мал и многие его жители знают друг друга, но в то же время он достаточно велик, так что приезжий человек может ходить по рынку незамеченным.
Они начали внимательно рассматривать товар на прилавках. Их буквально оглушила рыночная толчея: писк цыплят, стук бочек, от которых исходил резкий запах рыбы, и крики разносчиков, предлагавших всевозможную утварь — от шерстяных тканей и иголок до кухонной посуды. Мастер, делавший игрушки, покачал перед ними куклой. Они поблагодарили его за развлечение и пошли дальше. У каждого ларька женщины делали вид, что прикидывают, что и сколько смогут купить на свои деньги. Наконец они остановились перед продавцом, дешево продававшим в разлив пиво.
Здесь Энни высоко подняла нос, затем долго говорила продавцу о том, как много грязи он терпит в своем пиве, и заявила, что не желает глотать вместе с питьем абердинскую пыль. Соглашаясь с ней, Гвинет наконец услышала, как две стоявшие рядом девушки-служанки шепчутся о Хантли и о готовящейся атаке.
— Теперь он вполне сможет стать здесь королем, — хихикнув, шепнула одна из них, очень маленькая, но измотанная работой рыжеволосая девушка.
— Да, и тогда графиня будет счастлива и станет королевой, — согласилась с ней вторая — миловидная молодая девушка с каштановыми волосами.
— Говорят еще, что они хотят захватить королеву и выдать ее замуж за своего сына. Тогда вся страна будет в руках у Хантли, — беспокойно оглянувшись вокруг, шепнула рыжая.
— Тем лучше для нас, — еле слышно, но так, чтобы девушки могли разобрать ее слова, вступила в разговор Гвинет.
Энни, благослови ее Бог, продолжала отчитывать продавца, давая Гвинет прекрасную возможность подольше побыть рядом со служанками.
Рыжая снова хихикнула и сказала:
— А мне какое дело, кто у нас король, кто королева? Кто бы ни правил, я все равно работаю с утра до ночи.
Темноволосая служанка оказалась серьезней. Услышав это, она фыркнула и заявила:
— Что ты, наша жизнь станет намного хуже, если лорд проиграет и королева будет мстить.
— А разве лорд Хантли может потерпеть поражение? — притворно удивилась Гвинет, словно это было невозможно.
— Ни за что не может, — согласилась рыжая.
— Лучше бы нам уйти, — поторопила ее темноволосая. — Нужно накормить столько людей! Нам же еще готовить и для тех, кто пойдет в засаду.
— Скоро они встанут лагерем на холме Фер, — шепнула рыжая.
Темноволосая толкнула ее локтем и напомнила:
— Идем, уже пора.
— Верно, а то графиня будет гневаться, — согласилась рыжая.
Они поспешили уйти, кивнув на прощание Гвинет. А та ухватила Энни за руку с такой силой, что она едва не пролила из кружки пиво, которое наконец согласилась купить.
— Мы можем вернуться.
— Идем назад? — спросила Энни.
— Да, и сейчас же!
Они пошли обратно к усадьбе, больше не прогуливаясь между ларьками и не делая вид, что недовольны ценой или качеством товаров. Гвинет, глубоко погрузившись в свои мысли, ускорила шаг.
Энни потянула ее назад и предупредила:
— Вы не можете бежать через площадь!
Гвинет повернулась к Энни, та тяжело дышала у нее за спиной. Не успев повернуть голову, Гвинет столкнулась с каким-то мускулистым мужчиной. В изумлении и страхе она подняла на него взгляд — и ее сердце замерло от тревоги.
Она налетела на Брюса Макайви.
Гвинет затаила дыхание и попыталась понять, что он делает здесь, в Абердине, ведь он один из лордов-протестантов. Может быть, вера не имела для него значения и он вместе со своими людьми решил сражаться за лорда Хантли против королевы?
К ее огромному облегчению, он с презрением взглянул на нее сверху вниз, явно не узнав, и приказал:
— Прочь с дороги, дура!