А потом преподобный Ормсби объявил Рована и Гвинет мужем и женой и сказал:
— Поцелуйте свою невесту, лорд Рован.
Этот поцелуй был похож на множество других.
И был совсем иным.
Это было замечательно, невероятно, это было чудо: она теперь — его жена.
Потом наступило время, когда весь мир казался хорошим — таким хорошим, что иногда Гвинет невольно чувствовала себя виноватой: она жила в чужой стране, под властью чужой королевы, но никогда еще не была так счастлива.
Пришло Рождество. Это были сказочно, отчаянно счастливые дни. Гвинет и Рован продолжали жить в Лондоне.
Наступила Пасха. Еще один повод для радости, хотя Гвинет прекрасно знала, что при дворе Марии она провела бы этот праздник гораздо лучше. Здесь тоже были красивые зрелища, но далеко не такие пышные, как в Эдинбурге.
В Страстную пятницу они получили отпущение грехов. И Пасхальное воскресенье прошло на редкость торжественно.
Но Гвинет понимала: если такая женщина, как Елизавета, благословила их свадьбу, она желает получить от них что-то за это. Молодая жена лорда Рована иногда спрашивала себя: какую цену и когда им придется заплатить. Но обычно она гнала от себя эти страхи, и жизнь была одной чистой радостью. Днем и ночью она и Рован были полностью свободны. Они появлялись при дворе лишь тогда, когда хотели сами, и проводили бесконечные часы вдвоем. Иногда Гвинет пугало, что ее счастье так огромно. Она знала о судьбе Кэтрин Грей. Ее брак был объявлен королевским указом недействительным, и эта дама до сих пор находилась в заточении в Тауэре, а ее муж — под стражей где-то еще. Двое детей Кэтрин получали хорошее воспитание, но считались при этом незаконнорожденными. Однако была Елизавета по закону свидетельницей на их с Рованом свадьбе или нет, она в любом случае одобрила их брак. Гвинет оставалось лишь молить Бога, чтобы Мария так сильно желала получить расположение Елизаветы, что это отняло бы у нее все силы и у них с Рованом не возникло бы трудностей, когда они вернутся в Шотландию и сообщат ей о своем браке. Она была уверена в доброте Марии и постоянно говорила об этом Елизавете, никогда не забывая об обязанности, которая лежала на ней.
Гвинет любила Рована всем сердцем, как только может любить жена мужа. Были минуты, когда она чувствовала, что достигла такого счастья, которое мало кто знал на земле, и напоминала об этом своему сердцу каждый раз, когда чувствовала необъяснимый страх.
Из Шотландии приходило много писем — для Гвинет от Марии, она ободряла ее и призывала и дальше действовать так же. Английская королева написала шотландской о том, как много делает ее «добрая землячка из Шотландии», чтобы Елизавете стала дорога еще незнакомая ей Мария. Но Рован часто получал письма от лорда Джеймса Стюарта, графа Меррея, и тот был не очень доволен последними событиями.
Дело в том, что в Шотландию успел приехать Генри Стюарт, лорд Дарнли.
Сначала он был лишь одним из многих придворных, забавлявших Марию на праздниках. Он был чуть-чуть выше ее ростом и идеально подходил для роли кавалера. Он умел охотиться, знал принятые при дворе игры и удобные пути по извилистым дорожкам сада, он был большим мастером в любимом развлечении Марии — в танцах.
Потом Дарнли заболел.
И тогда у Марии, королевы Шотландии, заныло сердце: она влюбилась в этого молодого человека.
Гвинет и Рован провели в Лондоне много счастливых месяцев. Жили они в городском доме Рована: королева Елизавета дала им разрешение переехать туда. А потом Рован получил приказ возвратиться в Шотландию.
Гвинет находилась в обществе королевы Елизаветы и играла в крокет, причем среди участников игры был испанский посол. И в этот момент она узнала, что ее идиллическому счастью настал конец.
Добрый Мэйтленд, посол королевы Марии, подошел к ним и после всех положенных приветствий и комплиментов в адрес королевы Елизаветы и ее свиты сказал:
— Леди Гвинет, я только что расстался с вашим мужем. Он готовится к своему отъезду.
— К какому отъезду?
Сердце словно оборвалось у нее в груди: Мэйтленд сказал «к своему отъезду», не к вашему.
— Наша королева срочно вызывает лорда Рована к себе. А вы, миледи, останетесь здесь.
Как ей хотелось крикнуть, что она не согласна! Елизавета ударила молотком по шару и твердо произнесла:
— Сейчас для вас лучше быть здесь.
В голосе Елизаветы чувствовалось раздражение. Видимо, что-то произошло, что ей совсем не нравилось. Гвинет могла лишь предположить, что неприятная новость касалась Генри Стюарта.
Елизавета пристально взглянула на нее:
— Конечно, вы пошлете письмо своей дорогой Марии. И в нем дадите ей понять, что я совершенно против этого брака.
Гвинет рассердилась, но скрыла свои чувства. Королеве Елизавете и Мэйтленду явно было известно что-то, чего не знала она.
Неужели Мария Шотландская решила выйти замуж за Дарнли?
Может быть, Гвинет не должна была так сильно удивляться, но она хорошо знала Марию. Она думала, что королева никогда не возьмет в мужья всего лишь подданного. Мария твердо верила в свои королевские права и говорила, что выйдет замуж ради блага своего государства, а не ради себя.
— Значит… королева Мария объявила, что выходит замуж за Генри Стюарта? — спросила Гвинет.
Королева Елизавета снова ударила по шару. Ударила сильно. Елизавета действительно была очень разгневана.
Но английскую королеву было сложно понять. Почему она разрешила Генри Стюарту вернуться в Шотландию, если не хотела, чтобы он стал поклонником ее «дорогой кузины»? Проверяла, насколько верна ей Мария? Надеялась помахать соблазнительной приманкой, а затем забрать ее у Марии?
Елизавета повернулась к молодой фрейлине:
— Она добивается одобрения государей христианского мира. Поскольку лорд Дарнли имеет склонность сначала слушать великих протестантских проповедников, а потом идти на мессу, короли многих стран согласятся, что он подходит ей в мужья.
Елизавета ударила по шару с такой силой, что он укатился за пределы площадки.
— Но я не одобряю этот брак.
— Мне следует поехать с милордом Рованом и увидеться с королевой Марией, — заявила Гвинет.
— Рован должен попытаться наладить отношения между королевой Марией и ее братом Джеймсом Стюартом. Вы должны остаться здесь.
— Но…
— Не я отдала этот приказ. Его прислала Мария: она уверена, что вы каким-то образом сможете изменить мое отношение к ее намерению.
— Я не верю, что смогу это сделать! — воскликнула Гвинет.
Елизавета, глядя куда-то в сторону, пожала плечами. Она всегда была загадкой для Гвинет.