Было уже за полночь, и в коридорах не осталось посетителей. Врач вышел из палаты, и вскоре туда вошли медсестра и двое здоровенных мужчин. Билл даже не успел толком испугаться, как они медленно покатили его кровать к выходу. Медсестра шла рядом.
– Куда мы едем? – с беспокойством осведомился он. Сестра только улыбнулась в ответ, и тогда он все понял – доктор пошел ему навстречу.
– Если вы обмолвитесь об этом хоть словом, я сам загоню вас обратно в кому, – тихо предупредил ожидавший в коридоре врач. – Это полное нарушение всех правил. – Но он считал, что Биллу такой визит все же пойдет на пользу, а Изабель не повредит, она все равно ничего не узнает.
Совершив сложные маневры, санитары подогнали кровать Билла вплотную к кровати Изабель. Отчаянно скосив глаза, он мог видеть лишь край ее обмотанной бинтами головы. Он изо всех сил вытянул левую руку и дотронулся до ее кисти.
Несколько минут подержав в руке пальцы Изабель, он наконец заговорил с ней, совершенно не обращая внимания на присутствующих. В глазах Билла стояли слезы.
– Привет, Изабель… Это я, Билл… Тебе пора просыпаться. Ты проспала слишком долго… нужно возвращаться… Я люблю тебя… – тихо добавил он. – Все будет хорошо. – Подождав еще несколько минут, его укатили обратно.
Поездка сильно утомила Билла, он вернулся к себе в палату бледным и крайне измученным. Лежа без сна, он долго думал об Изабель и вдруг вспомнил то, что ему недавно приснилось, – как они оба шли на яркий свет, и как он заставил Изабель вернуться обратно. Сейчас он хотел бы повторить ей те же слова, что сказал тогда. Она должна вернуться, должна прийти в сознание. Мысль о том, что Гордон может увезти ее во Францию, приводила Билла в ужас. Даже ему было очевидно, что это ее убьет. Что ж, по крайней мере доктор заверил его, что ничего подобного не произойдет.
В эту ночь он заснул с улыбкой на губах, думая об Изабель. Лежа на его постели в «Клэридже», Синтия тоже думала о ней. А Гордон Форрестье в это время думал о Билле. Всем им было о чем поразмыслить, но ответить на некоторые вопросы могли только Билл и Изабель.
Когда на следующий день Синтия приехала в больницу к Биллу, сиделка как раз его кормила. Было уже воскресенье, с момента аварии прошло четверо суток. Билл выглядел неважно, но все-таки был жив и в сознании.
– Как дела, детка? – весело спросила Синди. На улице было жарко, так что она надела лишь футболку и шорты плюс сандалии, которые одолжила у дочерей. Оливия и Джейн собирались немного побродить по Лондону и побывать на барахолке. С их точки зрения, мать проводила в больнице чересчур много времени, сами они намеревались приехать сюда лишь во второй половине дня.
– Как ты себя чувствуешь? – подойдя ближе, поинтересовалась Синтия.
– Пожалуй, мог бы сыграть пару сетов в теннис, – с улыбкой ответил Билл. Голос его звучал хрипло, но вполне отчетливо.
Его только что в первый раз побрили, и он снова до некоторой степени почувствовал себя человеком, но лишь до некоторой степени. С утра он пожаловался врачу, что плохо видит, но эта жалоба не вызвала никакого удивления. Сотрясение мозга было значительным, и его последствия будут сказываться еще довольно долго. В ближайшее время его снова осмотрят специалисты, и в зависимости от их решения будет рассматриваться вопрос о новой операции. Теперь уже всем было ясно, что Билл выздоровеет еще очень не скоро, и в какой степени его здоровье восстановится, пока неизвестно. Этой темы они с Синтией до сих пор не касались, но оба понимали, что раз у него поврежден позвоночник, вполне возможно, что остаток жизни ему придется провести в инвалидной коляске.
Синди не спешила заговаривать об этом, но постоянно думала, на что теперь станет похожа их семейная жизнь. Она не имела понятия, вернется ли он к работе, и что будет делать, если уйдет в отставку. Ни она, ни Билл не могли себе этого представить. Оставалось утешаться тем, что не случилось худшего – полного паралича. А нынче, слава Богу, выяснилось, что это ему не грозит.
– Как там девочки? – спросил Билл, когда Синтия пододвинула к кровати кресло и села.
– Прекрасно, они сегодня отправились на прогулку, а после этого хотят тебя навестить.
– Им пора возвращаться домой, Син. Что им здесь делать?
– Мы так или иначе собирались через пару недель в Европу. И вряд ли они согласятся сейчас тебя оставить. – Она улыбнулась, хотя Билл старался избегать ее взгляда. – Может быть, если тебе станет получше, я на пару дней свожу их в Париж. Все равно ты скоро вернешься домой. – Она вовсе не была в этом уверена: врач предупредил ее, что Билл проведет в больнице еще не один месяц. Синди уже интересовалась, нельзя ли переправить его в Штаты на санитарном самолете, но все доктора единодушно заявили, что ее муж пока абсолютно нетранспортабелен.
– Не знаю, когда я попаду домой, Син. А девочкам ни к чему все лето торчать здесь. И тебе тоже.
– Лучшего занятия я пока не вижу, – непринужденно заметила она, и Билл улыбнулся:
– Тогда, значит, за последние дни что-то переменилось. Ты же обычно все время в движении, Син, – то участвуешь в теннисном турнире, то собираешься в гости, то устраиваешь вечеринку. Ты просто сойдешь с ума, если будешь сидеть тут со мной.
– Я не оставлю тебя здесь, Билл, – тихо сказала она. – Оливию с Джейн я в конце концов отошлю домой, если они не захотят сами куда-то поехать. «В горе и в радости» – помнишь эту фразу? А я помню. Я не собираюсь уезжать домой, оставив тебя здесь одного.
– Я уже большой мальчик, – без улыбки произнес он, и Синтия поняла, что сейчас он скажет нечто ужасное. – Я как раз собирался об этом поговорить – насчет «горя и радости». В последние годы мы испытали много этого самого горя – по моей вине, я все время был в отъезде. Я уделял слишком мало внимания тебе и девочкам. – Он действительно поначалу чувствовал себя виноватым, но потом они отдалились друг от друга, и вернуть прошлое оказалось невозможным.
– Мы к этому привыкли, и тебя никто не винит. Я не чувствую себя ущемленной, наша семейная жизнь меня вполне устраивает, – серьезно проговорила она. Как только они начали разговор, сестра оставила их одних.
– Тебе есть на что жаловаться, Син. И мне тоже. Наш союз больше не существует – не существует уже много лет. У нас нет общих дел, нет общих друзей. Я не ведаю, чем ты занимаешься большую часть времени, а с недавних пор и сам забываю сообщить тебе, где нахожусь. По правде говоря, я вовсе не уверен, что тебя это волнует. Увидев тебя здесь, я очень удивился – мне казалось, что ты будешь только рада моему исчезновению.
Ему без труда давались эти слова: ведь это была правда, тем более что он не упомянул о ее многочисленных связях, тогда как его единственный роман они в свое время обсуждали более чем достаточно. Синтия тогда взбесилась и заявила, что это ее унижает. Билл, однако, как истинный джентльмен, никогда не упоминал, что ее скоротечные романы с инструкторами по теннису, профессиональными игроками в гольф и мужьями подруг унижали его многие годы. Сначала она мстила ему за пренебрежение, может быть, даже пыталась таким образом привлечь к себе его внимание, но способ был выбран явно неудачно. В конце концов, Билл просто заставил себя не обращать ни на что внимания и не переживать. Но хоть он и закрыл глаза на происходящее, не знать об изменах Синтии он не мог, и это окончательно убило его любовь к ней. От того, что он испытывал к жене тридцать лет назад, не осталось ничего, кроме дружеских чувств. Сейчас он был благодарен ей за ее приезд, но он ее не любил, и такая жизнь его больше не устраивала. За то время, что они пробыли с Изабель, он полностью это осознал.