«А овцы прыгают со скоростью приблизительно одна в секунду, – думал начинающий оперативник, вскакивая и натягивая кроссовки, – в часе шестьдесят минут, в минуте шестьдесят секунд. Это получается три тысячи шестьсот штук в час. А за три часа – десять тысяч восемьсот. Интересно, а Жозя умеет произносить на русском такие сложные числа?»
«Человек может привыкнуть ко всему». Тонкий прочел это у какого-то писателя-классика и до сих пор был с ним согласен. В самом деле, Тонкий же привык к Жозефе? Привык и даже научился правильно с ней обращаться. Привыкла Ленка к Толстому? Привыкла. Уже визжит, только если крыс неожиданно прыгнет к ней на колени, а в остальное время прекрасно ладит с грызуном. А полгода назад, когда Толстый только появился? Сестренка запиралась в своей комнате и не выходила, пока бабушка ей не крикнет, что Саша с крысой пошли гулять. Ко всему, решительно ко всему может привыкнуть человек!
Но Булщит не читал русских классиков. А потому, едва завидев Сашку на своем балконе, вместо: «Здравствуйте», – сперва рыкнул: «Дьябль!» – затем представился: «Булщит!» – а потом схватил газету, свернул и, как в прошлый раз, набросился на Сашку. Тонкий прошел в номер и меланхолично опустился в кресло. Признаться, ему уже начали надоедать эти игры в «Догони меня, сосед». У него серьезное, важное дело – вандалы в Амбуазе, а тут какой-то Булщит со своей газетной педагогикой!
Агрессор на секунду замешкался, он ожидал от Сашки сопротивления, а тот спокойно сидел в кресле и ждал, пока его отлупят и отвяжутся. Булщит схватил Тонкого за шиворот, поднял и начал охаживать газетой:
– Бэд бой! – рычал Булщит.
– Ю куд расшибить башка, – угрюмо суфлировал Тонкий.
«Булочка – бриошь», – вмешался плеер. Булщит попал по нему своей газетой и нечаянно включил.
– Ю хэв давно не летать?! – кипятился Булщит.
Тонкий пожал плечами: да нет, недавно он летал, несколько дней назад на воздушном шаре, а чуть раньше – на самолете. Если Булщит намекает на полет с балкона, то зря: тут всего-то один шаг, с перилины на перилину. Тонкий уже не промахнется – тренированный. А сосед все охаживал и охаживал Сашку газетой, входя во вкус.
Было не больно. Тонкий стоял и ждал, пока ему надоест.
«Джем – желе, конфитюр. Кофе – кафе», – комментировал плеер. От нечего делать Сашка продолжил считать овец. Овцы были резвее прежних и прыгали с каждым ударом газеты: пять, шесть, семь, восемь… На тридцать первой овце ему стало надоедать. Его ждут великие дела, а тут педагог-любитель на голову оперативника.
– Ай хэв ту гоу, мистер Булщит, – Тонкий вывернулся и подскочил к двери. Уже из коридора крикнул хором с плеером: – Масло – бёр!
Патрик сидел в номере один. Тонкий честно выложил ему, зачем пришел, предъявил тряпку, и поп-звезда с уважением отнеслась к плану начинающего оперативника Александра Уткина:
– Конечно, надо им мозги вправить, раз подлинник от копии отличить не могут!
Они спустились вниз, прыгнули в Патриков драндулет и покатили.
– Не могу понять этих вандалов, – ворчал Патрик. – В отеле только о них и говорят. И кому понадобилось портить музейные экспонаты вместо того, чтобы просто украсть?
Сашка в очередной раз подумал: правда, кому? И зачем? Когда из музея что-нибудь крадут – понятно, хотят продать и жить в Сочи. А когда портят? Да еще не подлинник, а копию (хотя вандал, может, и не знал, что это копия). Какая, спрашивается, выгода этим вандалам?
У Амбуаза инициатива Тонкого была вознаграждена. У замка стоял грузовик, рабочие грузили испорченные вандалами экспонаты. Значит, полиции они больше не нужны. Поедут на реставрацию. Тут же бегал какой-то мсье в костюме. Он покрикивал на грузчиков. Тонкий с Патриком остановились шагах в десяти.
– Грузят, – непонятно почему вздохнул Петька. – Реставрировать повезут. Видишь этого, в костюме? Реставратор.
Реставратор был не знакомый, не мсье Вибре. К нему подошел один из грузчиков, тащивших кровать.
– Что говорят, можешь перевести? – безразлично спросил Тонкий.
– Сейчас, – пожал плечами Петька. – Этот работяга считает, что кровать погрызла крыса.
– Крыса?
– Да. А реставратор поднял его на смех. «Да, – говорит, – большая крыса с ножом в руках и протокольной мордой. Поймают – увидишь».
Реставратор и остальные грузчики дружно загоготали. А тот, кто подозревал в вандализме крысу, сконфузился и что-то пробормотал.
– Он говорит, что правда видел крысу, – перевел Патрик. – И морда у нее была серая, а ножа в лапах не было. А сейчас реставратор сердится и объясняет грузчику, что в музее нет крыс, потому что это музей, а не амбар какой-нибудь. Что нельзя так безответственно обвинять администрацию в том, что она не следит за санитарным состоянием музея. И вообще, пусть грузчик идет работать и не болтает глупостей.
Понурившись, грузчик ухватил свой угол кровати, и все стали затаскивать экспонат в грузовик.
– Ты считаешь, правда нет следов зубов? – осторожно спросил Тонкий.
– Да ты что! – улыбнулся Патрик. – Это же ре-став-ра-тор! Он эту обивку будет не просто зашивать черными нитками, а собирать, как мозаику, ворсинку к ворсинке. Неужто он крысиные зубы от ножа не отличит?
Сашка кивнул: конечно, отличит. Но все равно странно.
– Подойди к рабочему, а? Уточни, когда он видел крысу и с кем. То есть, может, еще кто-то видел. И у реставратора спроси, правда ли нет следов зубов. А?
Патрик повертел пальцем у виска:
– Зачем?
Тонкий и сам еще толком не понял зачем. Он опустил нос и как в детском саду промямлил:
– Ну пожалуйста…
Патрик пожал плечами и шагнул к грузчикам. С полчаса Тонкий смотрел пантомиму. То есть слова-то он слышал, но не понимал и мог только догадываться, о чем говорят эти трое. Грузчик и реставратор что-то доказывали друг другу, отчаянно жестикулируя. Патрик слушал. На тридцать первой минуте он подозвал Тонкого и объяснил:
– Грузчик видел крысу, и не один – с напарником. Только напарник нынче приболел. Видели, как крыса отрывает кусок от кровати, хотели шугануть, но не успели. Реставратор не хочет слушать. Говорит, нет, и все! – Он помолчал и спросил: – Доволен?
Тонкий приземлился на травку и почесал в затылке:
– Патрик, – изрек он, – А КРОВАТИ-ТО ДВЕ!
– Как две? – рассеянно спросил Патрик, и тут до него дошло.
– В самом деле, – рассуждал он, – вроде не больные и не пьяные, один говорит, была крыса в первый же день, когда вандализм обнаружили, у тебя есть тряпка, крысой отгрызенная; другой говорит, сейчас нет следов зубов…