Афалины старались. Им нравилось играть с неуклюжей донной камбалой, а если этот в ластах еще и рыбки даст – вообще песня. Перепуганная камбала металась, пытаясь уйти на дно и зарыться, но дельфины поднимали ее и гнали под выстрел.
Нептун действовал как автомат. Раз – выстрелить с метра, с полутора, почти не целясь. Два – стряхнуть живую, еще бьющуюся камбалу с гарпуна в сетку (уже вторая наполняется). Три – втолкнуть гарпун в ствол ружья, перебарывая силу сжатого под поршнем воздуха. И опять: раз, два, три. И снова, снова, снова… А гарпун вставляется в ружье с усилием килограммов в семьдесят. Руки у Нептуна уже не поднимались от усталости. На животе, куда он, перезаряжая, упирался затыльником ружья, налился синяк. Нептун его не разглядывал – некогда, – но чувствовал боль.
Не жадничая, Нептун остановился на двадцатом выстреле. Каждая рыбина килограммов семь (бывают и по двенадцать, но таких что-то не видно), да верных восемьдесят они с Лысым взяли в сеть. Ленчику нужно двести, ну и хватит. Сняв с гарпуна последнюю камбалу, Нептун заспешил на поверхность. Нетренированный человек может продержаться под водой минуту-полторы. Нептун мог верных три.
Афалинам не требовалось сигнала «отбой»: увидев, что охотник всплывает, они забыли о камбале и ринулись за ним. Отдышавшись, Нептун подозвал Гулю с сеткой и раздал помощникам бычков. Дельфины ловили их на лету и довольно чирикали. Рыбы они сами наловят, сколько хочется. Им интересна игра с этим странным зверем в гидрокостюме. По рыбешке на нос бросит – они и рады.
Тонкий проснулся под вечер. Он лежал поперек палатки в обнимку с целым семейством ежей. Надо же так умаяться, чтобы спокойно спать на иголках! Протер глаза, выполз наружу, огляделся: ни Ленки, ни тети на Лысой горе не наблюдалось. «Ушли купаться, – решил Тонкий, – и Толстого захватили». Верного крыса поблизости тоже не было. Ворча, Тонкий поднялся и полез в багажник на поиски позднего завтрака. Развел костер, вскипятил воды, заварил чай по-походному, в железной кружке, сел у костра и, прихлебывая, стал думать, как быть дальше.
Что мы имеем по делу браконьеров? Да опять ничего. Сеть он вчера пометил – тетя Муза не одобрила. Тетя опер, ей виднее. И все же… Если браконьер живет в Керчи, то искать его – дохлый номер. А если в деревне? Всю ее можно обойти за вечер: если браконьер уже снял сеть, то как раз сейчас она сушится где-нибудь в саду, чтобы прохожие за деревьями не увидели. Что же, ему специально лазить по садам? А козлы вроде Росинанта? А злые собаки? А ветераны, охраняющие свое добытое в бою счастье с двустволками, заряженными солью крупного помола? Время сейчас неподходящее для экскурсий по чужим садам. Была бы весна – другое дело. А в конце июля, когда все растет и плодоносит, тебе сперва влепят заряд пониже спины, а потом спросят, за яблоками ты или за персиками.
Тонкий подумал и решил рискнуть. Сыск – штука небезопасная, и если бояться всяких там козлов и собак, то сыщика из тебя не выйдет. (Ветеранов бояться надо. Но сыщик должен уметь их убалтывать.) Заодно можно поискать похитителя бабулькиного ножа. Карапетовна еще ему пригодится. Во-первых, она бабушка Игоря и Ежика, а они пока главные подозреваемые. Во-вторых, до сих пор неизвестно, чем она насолила байкерам…
Тонкий сделал большой глоток, обжегся, и к нему вернулся здравый рассудок. «Если отвлекаться на такую ерунду, как поиск ножичков и байкеров, браконьера никогда не найдешь», – сказал он себе и засобирался в деревню.
Тете с Ленкой и Толстому он оставил записку: «Ушел прогуляться, скоро вернусь». На палатку повесил тети-Музино послание преступному элементу. Затоптал костер, оделся и двинулся на гору.
Двор Карапетовны он обошел (старушка не в духе, отойдет – объяснимся), а в следующий шмыгнул и спрятался в кустах крыжовника. Огляделся. Так, в огороде никого, в доме – возня и болтовня, хозяева на месте. Надо облазить сад, не попавшись им на глаза, и садом же уйти в следующий двор. Если двигаться быстро и не попадаться, то все выйдет, как задумано. Дотемна Тонкий успеет найти браконьера или убедиться, что в деревне его нет. Первое, конечно, лучше.
Тонкий пригнулся и, как под обстрелом неприятеля, побежал по саду, разглядывая деревья. На этом чисто – нет сети, на этом тоже. Чисто, чисто, кошка, мальчишка (не заметил бы), все. Сад кончился. Теперь надо перемахнуть через забор к соседям и начать все сначала.
Тонкий рванул через грядки по открытому месту. Из окна дома запросто могут его заметить. Поймать не успеют, но если разорутся, то – плакал его несанкционированный обыск. Вся деревня узнает, что приезжий любит лазить по чужим садам. Его будут замечать за километр, бдительно охраняя свои помидоры… Скорее! Уф! Вот он, забор. А вон дыра. В деревнях заборов без дыр не бывает, это закон. Одному надо пройти покороче, другому – стырить у соседа огурец… Тонкий отодвинул трухлявую заборную доску и…
– Штоять! – Голос принадлежал престарелому или несовершеннолетнему. Начинающий оперативник Александр Уткин сразу догадался – так шепелявят только старики и дети, когда не хватает зубов. Хотя это мог быть и человек среднего возраста, потерявший зубы в схватке с Росинантом…
В поясницу ткнулось что-то острое, и Тонкого осенило – мальчишка! Ну да, тот самый, которого он видел в саду. Лет семь ему – прекрасный возраст. С человеком семи лет можно договориться, это вам не бабулька. И орет не так громко.
– Штоять, кому говолю!
– Штою, – передразнил он и обернулся. Точно, тот самый малолетка: сопливый нос, рваная майка и здоровенный ножик в руках. Этот ножик был наставлен Тонкому в живот.
– Ты шего тут делаешь?
– В гости иду, – соврал Тонкий. – Через ваш сад короче.
Малолетка понимающе кивнул:
– К Вовке, што ли?
Тонкий не стал спорить, к Вовке так к Вовке.
– Пошли пловожу, – предложил пацан, брызгая слюнями через дырку от зуба. – А то фсякие шляются.
– Пошли, – согласился Тонкий. Неплохо будет пройти через двор-другой (третий, четвертый?) с провожатым, которого все в деревне знают. А у Вовки от него избавиться. Ножичек у малолетки серьезный – на такой два Тонких нанижется, и еще останется место для Толстого. Ясно, что взят без разрешения. Сделать лицо построже… Тонкий изобразил Фредди Крюггера и поинтересовался:
– А откуда у тебя этот ножик?
Результат превзошел его ожидания. Тонкий думал, что похитителя ножа придется долго колоть и за этим занятием они прочешут парочку садов. Но малолетка оказался необычайно простодушным. Не успел Тонкий договорить, как он скривил рот и заревел, ставя под угрозу всю конспирацию.
– Я только хотел поиглать! – выкрикнул он таким душераздирающим голосом, как будто его обвинили не меньше чем в угоне самолета. Бросил ножик на землю и рванул прочь к своему дому.
По двору уже семенила молодая мама. Тонкий не стал ее ждать, взял нож в зубы и шмыгнул в заборную дыру.
За спиной ревел малютка, мамаша кричала: «Хулиганье!» – но Тонкого это уже не волновало. Он юркнул под куст в соседнем дворе и затаился. Начинало смеркаться, и начинающий сыщик Александр Уткин торопился закончить свой обыск.