Сестренка беспечно покачала головой:
– Зачем? Хочешь милицию вызвать? Так тебя первого и повяжут за угон.
Что Тонкий больше всего ненавидел в сестре, так это ее умение читать мысли.
– Я хотел тете позвонить, – буркнул он.
– Я свой мобильник в машине забыла, так что у нее теперь их два. Выйди да позвони из автомата, – беззаботно сказала Ленка. – Только мы тогда браконьера упустим.
– Лен выйди ты, а? – попросил Тонкий.
Сестренка фыркнула:
– Вы, значит, будете за ним гоняться, а я на дороге стоять, как дура! – Она говорила так, будто речь шла об охоте на зайца или о чем-нибудь не менее безопасном и увлекательном.
– Ну, Лен…
Долго спорить не пришлось. Обогнав фургон, вперед вырвался наглый «жигуленок» и встал поперек дороги. Тонкий затормозил и сильно приложился грудью о руль. Лоб, стекло и обе машины остались невредимы. Он поднял голову…
Тетя! Не одна.
Тетя Муза выскочила из машины и побежала к фургону. За ней, одновременно распахнув дверцы, вывалилось еще четверо в штатском. Тетя бежала, бежала… И остановилась. Узнала племянника. Кого она меньше всего ожидала здесь увидеть, так это его. Видели, как краснеют старшие оперуполномоченные? Жуткое зрелище! Четверо в штатском топтались у нее за спиной, и каждый на всякий случай держал правую руку за пазухой. Тонкий примерз к рулю.
Тут, к счастью, Ленка высунулась в окошко и крикнула:
– Серый «Москвич»! За три машины перед нами!
Тетя кивнула, решительно ткнула пальцем в землю, мол, оставайтесь на месте, и, махнув своим, побежала к машине.
Дальше все было, как в кино. Тонкий припарковал «Газель» у обочины, вылез и стал наблюдать. Шустрый «жигуленок» моментально обогнал «Москвич», подрезал его и заставил остановиться. Нептун побежал, четверо в штатском повторили свой фокус с одновременным открыванием дверей, и все наперебой завопили:
– Стой, стрелять буду!..
Браконьер остановился, его догнали, заломили руки и повели. Тем временим тетя задним ходом сдала свой «жигуленок», и все встретились у фургона.
– Твой? – спросили у Нептуна, показывая на фургон. Тот промолчал.
– Его, – пискнула Ленка, но оперы не слышали. Они подвели Нептуна к дверцам кузова, открыли… И очень нехорошо посмотрели на тетю.
Фургон был пуст.
– Он в китайском ресторане разгрузился, – спас тетину репутацию Тонкий.
Украинский опер заглянул в кузов, втянул носом воздух, тронул мизинцем какую-то прилипшую к полу требуху.
– Ты видел? – спросил он Тонкого.
– Он много чего видел, – вмешалась тетя. – Я с ним еще разберусь!
– И я, – буркнул Нептун, но ему никто не поверил.
– Не дури, Нептун. – Один из оперов потрепал браконьера по плечу. – Садись, прокатим тебя на твоем аппарате. Ребята, кто с ним в кузове?
– Подождите! – Тонкий подошел к Нептуну и, ничего не объясняя, достал у него из кармана ключ.
– От мотоцикла? – разглядел опер, который нюхал воздух в кузове. – А какой тебе годик?
– Я с ним разберусь, – повторила тетя Муза.
И на этой радостной ноте расследование Тонкого закончилось.
Украинские оперативники с задержанным уселись в фургон, тетя Муза стала подталкивать племянников к «жигуленку». Тонкий упирался:
– Теть Муз, а как вы с Ленкой оказались в китайском ресторане? Ты все знала?
– Что «все»? Я не господь бог и даже не его заместитель по розыску, чтобы все знать, – фыркнула тетя. – Выражайся яснее. Тебя интересует, как я вышла на цепочку сбыта?
«Цепочка сбыта» звучало сильно, как в настоящих детективах. До Тонкого даже не сразу дошло, что речь идет о незатейливой сценке, которую он сам наблюдал полчаса назад. Нептун врезал Ленчику камбалой, отобрал у него деньги, вот и получилась цепочка сбыта.
– Ага. На нее, – подтвердил он.
– Это просто, как любое раскрытое преступление, – поскромничала тетя. – Я же видела Нептуна и Ленчика в ночном клубе, слышала, как они договаривались. Но в тот момент мне казалось, что затевается сделка с наркотиками. Из-за этой ошибки я неправильно оценила эпизод в подсолнухах. У меня на глазах Нептун оставил фургон с рыбой, а забрал его уже другой человек – подручный Ленчика, которого еще нужно выявить. А я уперлась в версию о наркотиках и ни о чем другом думать не хотела. Уже потом, когда с твоей помощью задержали браконьеров, я стала догадываться, что в фургоне могла быть и рыба. Но это было только предположение. Чтобы оно стало версией, по которой можно работать, не хватало хотя бы одного факта. И тут вы с Леной подкинули мне сразу два…
Ленка скорчила непонимающую гримасу. Было ясно, что она знать не знает, какой такой ценный факт подкинула следствию. На всякий случай она показала Тонкому язык, мол, не ты один браконьеров ловил, я тоже не козявки трескала!
– Сначала я увидела Сашин портрет Нептуна в лодке – на рабочем месте, так сказать, – продолжала тетя Муза. (Тонкий, само собой, показал язык сестрице). – И тут меня осенило: нужно установить по номеру, кто хозяин фургона. Я поехала в Керчь, и здесь подарок мне преподнесла Лена: рассказала, что хозяин ресторана покупает рыбу очень дешево. Правда, она говорила, что рыба якобы тухлая, – добавила тетя Муза, строго глядя на хихикающую Ленку, – но это уже мое дело – правильно оценить оперативную информацию.
– Ясно: рыба дешевая, потому что браконьерская, – заключил Тонкий.
Ленка уже смеялась в голос, глядя ему за спину.
Тонкий обернулся и увидел.
По обочине семенила знакомая фигура официантки в китайском халате.
– Девушка, – кричала она издалека, – девушка, возьмите сдачу!
Последние дни каникул всегда самые лучшие. Солнышко светит, море шумит, преступление раскрыто…
– Я одного не могу понять, – рассуждал Тонкий, зарывая сестру в песок, – если он браконьер, то почему дельфины его так любят? Ты рисунок видела? С натуры.
– Дельфины всех любят, – тоном знатока ответила тетя, – этому обормоту они еще и браконьерничать помогали.
– Как?
– Вспугивали со дна камбалу и подгоняли. Ему оставалось только стрелять.
– А как же тот дельфин? На берегу? – не поняла Ленка.
Тетя пожала плечами:
– Может, он больной был, и Нептун его пристрелил, чтобы не мучился. Он мужик-то неглупый. Ему бы в цирке с дельфинами выступать. Или в дельфинарии.
– А почему ж он тогда…
– А спроси! – поняла незаданный вопрос тетя, вскочила и, театрально визжа, погналась за отходящей волной. Ей было стыдно, что она чего-то может не знать.