Я заглянула в корвет и нашла его пустым. Единственным напоминанием того, что только что случилось, были пятна крови на сидении Эрика, я достала носовой платок из сумочки, поплевала на него и стёрла засыхающую кровь; не очень изящный, но практичный метод.
Внезапно Эрик оказался рядом со мной, и я с трудом подавила в себе вопль. Он был все еще возбуждён неожиданным нападением и прижал меня к машине, держа мою голову под углом для поцелуя. Я ощутила нарастающее желание и была уже готова сказать: «Какого чёрта, Викинг, возьми меня прямо сейчас». Это была не только кровная связь, склонявшая меня принять его молчаливое предложение, но и память о том, каким замечательный Эрик был в постели. Но я вспомнила о Квинне и с огромным усилием оторвалась от губ Эрика.
В течение секунды я думала, что он не собирается меня отпускать, но он это сделал. — Дай посмотреть, — сказала я нетвёрдым голосом и оттянула воротник рубашки, чтобы осмотреть рану. Эрик уже почти исцелился, но конечно его рубашка была все еще влажной от крови.
— Что это было? — спросил он. — Это был один из твоих врагов?
— Понятия не имею.
— Он стрелял в тебя, — сказал Эрик, как будто я ещё не догадалась. — Он хотел убить тебя первой.
— Что, если он хотел причинить вред тебе? Что, если бы он возложил ответственность за мою смерть на тебя? — Я так устала быть объектом заговоров, что сознаюсь, пыталась внушить Эрику, что целью является он. Другая мысль посетила меня, и я переключилась на неё. — А как они нашли нас?
— Кто-то знал, что мы будем возвращаться в Бон Темпс сегодня вечером, — сказал Эрик. — Кто-то знал, что я буду в машине.
— Это не мог быть Найл, — сказала я, а затем пересмотрела вспышку лояльности к моему совершенно новому, самопровозглашенному прадеду. В конце концов, возможно, что он лгал все время, пока мы сидели за столом. Откуда мне знать? Я не могла прочитать его мысли. Неведение было незнакомым для меня состоянием.
Но я не верила, что Найл мне лгал.
— Я тоже не думаю, что это был эльф, — согласился Эрик. — Но нам лучше поговорить об этом по дороге. Не стоит тут задерживаться.
Он был прав. Я не знала, куда он спрятал тело, и поняла, что меня это действительно не волнует. Год назад я не находила бы себе места, бросая тело, и поспешно уезжая по автомагистрали. Сейчас я только радовалась, что ни он, ни я, не лежали в лесу.
Я была ужасной христианкой, зато человеком с отличным чувством самосохранения.
Пока мы ехали в темноте, я размышляла о пропасти, разверзшейся прямо передо мной и ожидающей, когда я сделаю последний шаг. Я чувствовала себя стоящей на краю обрыва. Было всё труднее придерживаться того, что правильно, когда целесообразней было делать то, что имело более здравый смысл. Действительно, сказал мне безжалостно внутренний голос, разве ты не понимаешь, что Квинн тебя бросил? Разве бы он не объявился, если бы все еще считал нас парой? Разве не всегда в моём сердце было место для Эрика, который занимается любовью как поезд, грохочущий в туннеле? Разве у меня не было множества свидетельств того, что Эрик может защитить меня лучше, чем любой, кого я знаю?
Мне едва хватило сил поразиться этому.
Если вы выбираете любовника по его способности защищать вас, то достаточно близко подходите к выбору спутника жизни, потому что находите в нём черты, желательные для воспроизведения потомства. И если бы был шанс, что у меня мог быть ребенок от Эрика (мысль, заставившая меня задрожать), он был бы на первом месте в списке, который я составляла, не осознавая. Я представила себя самкой павлина, ищущей самца павлина с самым привлекательно распушенным хвостом, или волчицей, ждущей вожака стаи (самого сильного, умного, храброго), чтобы тот ее покрыл.
Хорошо, я сама себя втаптываю в грязь. Я была человеческой женщиной. Я пыталась быть хорошей женщиной. Я должна найти Квинна, потому что предана ему… в каком-то смысле.
Нет, никаких оговорок!
— О чём ты думаешь, Сьюки? — из темноты спросил Эрик. — Мысли так быстро сменяются на твоем лице, что я не могу за ними угнаться.
Факт, что он мог видеть меня — не только в темноте, но и пока он, как предполагалось, наблюдал за дорогой — был невыносим и ужасен. И в доказательство его превосходства, моё второе «я» сказало.
— Эрик, просто отвези меня домой. У меня эмоциональное перенапряжение.
Больше он ничего не говорил. Возможно, он был благоразумен, или исцеление было болезненным.
— Мы снова должны поговорить об этом, — сказал он, когда свернул на мою дорогу. Он припарковался перед домом, развернувшись ко мне настолько, насколько мог в небольшом автомобиле. — Сьюки, мне больно… Могу я… — Он наклонился и слегка прикоснулся пальцами к моей шее.
От этого намёка моё тело предало меня. Во мне всё затрепетало, и это было неправильно. Человек не должен возбуждаться от идеи быть укушенным. Это ведь плохо, правильно? Я так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони.
Теперь, когда я могла видеть его лучше, теперь, когда интерьер автомобиля был освещен резким ярким светом фонаря, я поняла, что Эрик был более бледным, чем обычно. Я увидела, что пуля начала выходить из раны, он прислонился к спинке сидения и закрыл глаза. Миллиметр за миллиметром пуля выходила, пока не выскочила в мою подставленную руку. Я вспомнила Эрика, заставляющего меня высасывать пулю из его руки. Ха! Каким же он был мошенником. Пуля вышла бы самостоятельно. Чувство негодования привело меня в чувство.
— Думаю, ты сможешь это сделать дома, — сказала я, хотя чувствовала почти непреодолимое желание наклониться к нему и предложить шею или запястье. Я стиснула зубы и вышла из машины. — Ты можешь остановиться у Мерлотта и заказать бутылочную кровь, если действительно нуждаешься в ней.
— Ты бесчувственная, — сказал Эрик, но он не казался действительно сердитым или оскорбленным.
— Да, — ответила я и улыбнулась ему. — Будь осторожен, слышишь?
— Конечно. И я не буду останавливаться ни перед какими полицейскими.
Я заставила себя пройти к дому, не оглядываясь. Закрыв за собой парадную дверь, я незамедлительно почувствовала облегчение. Слава Богу. Я подумала, смогла бы я уйти от него, если бы оборачивалась на каждом шагу? Эти кровные узы были на самом деле раздражающей вещью. Не будь я осторожна и бдительна, несомненно, сделала бы кое-что, о чем потом сожалела бы.
— Я женщина, услышьте мой крик, — сказала я.
— И чем это вызвано, чёрт возьми? — спросила Амелия, а я подскочила. Она вышла из кухни в ночной рубашке и соответствующем халате, персикового цвета с кремовыми кружевами. У Амелии всё было хорошего качества. Она никогда не высмеивала чьи-либо предпочтения в одежде притом, что сама никогда бы не стала одеваться в Уолмарте. [9]