На щеках Брайди заалели яркие пятна.
— Она пытается вам сказать, что если вы осмелитесь причинить мне какой бы то ни было ущерб, то я скорее всего потеряю всякую ценность в глазах своего жениха, — заявила Элинор. Впрочем, вряд ли это имеет в его глазах какое-то значение, устало подумала она. Появившись на свет на земле, где сражения и смерть были частью жизни людей на протяжении многих лет, она привыкла к тому, что жизнь одного человека не имеет никакого значения. А после смерти отца ее судьба уже неоднократно висела на волоске.
— Да? А если мне на это наплевать? Что можете мне предложить вы? — вкрадчиво осведомился де Лонгвиль с издевательской усмешкой.
— А если я брошусь в море? Что тогда? — с вызовом бросила Элинор.
Лицо пирата вспыхнуло гневом. Он уже открыл было рот, но тут вернулся запыхавшийся пират, которого он называл Жаном.
— Корабль! — крикнул он.
— Корабль?
— Да, и идет на всех парусах прямо на нас!
Томас де Лонгвиль задержался, чтобы отвесить ошеломленным женщинам изящный поклон.
— Прошу простить меня, дамы. Я сожалею, леди Элинор, но неотложное дело призывает меня уйти к себе. Даю вам слово, что постараюсь как можно скорее покончить с неизвестным врагом и вернуться к вам. Ни за какие сокровища мира я не согласился бы пропустить момент, когда вы броситесь в море!
Дверь каюты с грохотом захлопнулась. Элинор, испуганно вскрикнув, подергала, но дверь оказалась запертой.
— Миледи! — воскликнула Брайди, бросившись к ней. Ее заперли! Но это невозможно!..
В этот момент сильный толчок бросил Элинор в сторону, и она ударилась об угол стола.
Затрещало дерево… Страшный треск… что-то очень знакомое. И тогда вдруг… Отблески пламени.
— Пожар! — Элинор испуганно посмотрела на Брайди.
— Огню до нас не добраться. Он еще далеко.
— Да я скорее воткну себе в сердце кинжал, чем соглашусь сгореть заживо!
— Элинор!
— Ни за что! Не позволю я этого, слышишь? Не позволю! — рыдала Элинор, шаря по капитанской каюте в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было бы взломать дверь. Наконец за занавеской, отделявшей койку капитана, она нашла топор.
С отчаянной решимостью она сжала его в руке.
— Элинор, вы не должны, — зашипела на нее Брайди. — Послушайте, дайте его сюда! Капитан велел нам оставаться здесь. Не то нас обеих могут убить.
Застыв на месте, Элинор смерила служанку гневным взглядом.
— Нет уж, Брайди, это ты меня послушай. Неужели ты хочешь погибнуть тут, как загнанная в угол крыса?!
— Но, миледи…
— Мне нет дела до того, какая смерть меня ждет, лишь бы не в огне! Брайди, очнись! Видишь, вокруг дым! Корабль горит!
Брайди потянула носом.
Что бы там ни было, в этой ловушке она не останется.
— Пожар, Брайди! Огонь!
Брайди сделала еще один глубокий вдох и, казалось, окончательно пришла в себя.
— Пожар! — завизжала она. — Пожар! Что нам делать, Элинор? Я сделаю все, что вы скажете!
— Отойди подальше, Брайди. Я хорошо владею этой штукой. — Словно желая это доказать, Элинор немного отошла и, размахнувшись, изо всех сил вонзила в дверь тяжелый топор.
— Мы сможем захватить его? — спросил Брендан, глядя в подзорную трубу.
— Конечно, раз уж ты так этого хочешь! — Эрик Грэм, его родственник и капитан «Осы», кивнул ему головой.
— Еще бы не хотеть! — буркнул Брендан, глядя вперед. Странная это была картина: пиратский корабль, подмявший под себя судно под флагом Эдуарда I. Все указывало на то, что битва только что закончилась.
В абордажной схватке пострадали оба корабля. «Оса» сильно от них отличалась — ведь строили ее скандинавы, еще не забывшие походы викингов. Да и не только изящные очертания корабля говорили об этом. В жилах ее команды текла кровь этих отважных мореходов древности, а также храбрых скоттов, привыкших, не ропща на частые неудачи, до последней капли крови сражаться за свою свободу.
— Тебе знакомо это судно? — полюбопытствовал Эрик. Ростом почти с Брендана, он казался настоящим великаном, но если волосы его кузена были черны как вороново крыло, то взлохмаченная шевелюра и окладистая борода Эрика отливали медью, а глаза его были голубыми и такими же холодными, как Норвежское море. — Да ты никак узнал его цвета!
— Кузен, я ведь большую часть жизни, как ты знаешь, сражался на суше, — напомнил ему Брендан. — Может, расскажешь, что тебе известно?
— Судно принадлежит Томасу де Лонгвилю.
Это имя было известно даже Брендану.
— Тот самый печально известный французский пират?
— Да, это он. Прелюбопытный субъект. По части умения нагреть руки на чужом добре.
— И он взял на абордаж английский корабль? Тогда в чем дело? Можем сразу заполучить их обоих!
— А как насчет соглашения Уоллеса? — полюбопытствовал Эрик. — Это ведь как-никак вопрос международной дипломатии.
— На то, чтобы захватить французского пирата по дороге во Францию? Да еще корабль Эдуарда в придачу? Думаю, он будет доволен.
Брендан снова поднял к глазам подзорную трубу, разглядывая корабли. Ему не было нужды спрашивать, готовы ли они к сражению.
Они всегда были готовы к сражению.
Несмотря на то что битва у Фолкерка закончилась поражением скоттов, Уоллес, этот мужественный борец за независимость Шотландии, был жив. И в мире было мало людей, чьей крови король Эдуард жаждал бы больше, чем крови Уоллеса. Со времени печально известного сражения при Фолкерке Уоллес жил только ради того, чтобы вернуть Шотландии долгожданную свободу. Но как человек неглупый, он понимал, что его могущество напрямую зависит от того, насколько сопутствует ему успех. Причина этого крылась в феодальном устройстве общества того времени. Сам Уоллес не был ни богат, ни особо знатен, чтобы собрать огромную армию. Он смог сколотить лишь небольшой отряд воинов, поклявшихся хранить ему верность. И сейчас занимался тем, что совершал набеги на армию англичан, укрепившуюся на юге Шотландии, угонял лошадей, забирал припасы, словом, наносил удар там, где скорость и внезапность нападения могли дать ему преимущество по сравнению с регулярным многочисленным войском англичан. Порой удача изменяла ему, и тогда Уоллесу приходилось скрываться то в Норвегии, то на Шетландских островах, а иногда даже во Франции или в Италии. Но ему так и не удалось собрать ту армию, которая была необходима для полной победы.
И тем не менее то поражение все же сослужило ему службу: шотландская знать поняла, что пришло время позаботиться о своей родине. И теперь уже другие люди, сменив Уоллеса, боролись за ее свободу.
Но Эдуард не собирался упускать Шотландию. Не осмеливаясь вторгнуться на север, он по-прежнему считал себя ее повелителем. Брендан нисколько не сомневался в том, что Эдуард Английский по доброй воле никогда не предоставит свободу его родине. Только со смертью короля у Англии появится возможность освободиться от господства англичан в Шотландии. Сейчас Эдуард вел другую войну, и у него — хвала Господу! — не было сил полностью завладеть Шотландией.