— Нет, — быстро сказал Данченко, — это несерьезно. Москва вот уже столько лет пытается вбить клин между братьями, мы даже думали так припугнуть Фиделя. Ничего не выходит. Рауль слишком к нему привязан. Он никогда не поднимет войска против своего брата. Скорее пустит себе пулю в лоб. И этот Абелардо тоже такой.
— Вот совсем молодой член Политбюро, самый молодой. Ему всего пятьдесят лет, — поднял следующую папку Нилин, — Хуан Эстебан Ласо Эрнандес. Кстати, учился в ГДР. Был первым секретарем в нескольких провинциях. И еще важный факт — на самой Кубе он кончал только Высшую партийную школу. Может, подойдет?
— Я его лично знаю, — немного снисходительно сказал Данченко, — это настоящий фанатик. Он предан Фиделю.
Не подойдет.
— Давайте следующий список, — предложил Максимов, — ясно, что здесь мы ничего не найдем. Может, поискать среди интеллектуалов, как в Румынии?
— У нас есть такой человек. Роберто Фернандес Ретамар. Писатель и публицист. Лучшей кандидатуры не найти. — Нилин наклонился и вытащил папку из другой стопки, начал ее листать. — Вот посмотрите. Он учился в Парижском и Лондонском университетах. Преподавал в Колумбийском, Йельском и Пражском университетах. Директор «Дома Америки». По-моему, весь мир его встретит с криками приветствия. Такая кандидатура подойдет?
— Тоже не очень, — признался Данченко, — этот Ретамар давно живет на Кубе, пишет неплохие публицистические статьи. Но он настоящий ученый, такой рафинированный интеллигент. Ни в какую революцию он не пойдет.
— Тогда мы должны вообще приглашать людей со стороны, — вспылил Нилин, — я не понимаю, что мы делаем. Если мы заинтересованы в том, чтобы наши станции электронной разведки по-прежнему были на Кубе, нам нужно делать все, чтобы Фидель Кастро сидел там как можно дольше. А вместо этого мы ищем кандидатуру для его замещения. Вам не кажется это нелогичным?
— Не кажется, — ответил Данченко, — Фиделя скоро не будет на острове, а мы сумеем получить очень большие дивиденды от снятия страха с Америки. Они ведь по-прежнему боятся харизмы этого соседа-бородача.
— А почему вы так уверены, что его не будет? — нахмурившись, спросил Максимов.
— Знаю, — коротко ответил Данченко, — и потом, вы сами понимаете, насколько секретные сведения нам сообщил в разговоре заместитель директора СВР.
— Понимаю, — вздохнул Максимов, — вы думаете, он имел в виду и физическое устранение «команданте»?
— Я не знаю, что он имел в виду, но могу догадаться.
— А почему именно третьего июня?
— Вот этого я не знаю действительно, — засмеялся Данченко, — видимо, важная дата наше третье июня. Она имеет какое-то определенное значение.
— Давайте смотреть дальше, — предложил Нилин. В своих больших роговых очках он напоминал скорее преподавателя гуманитарного вуза, чем офицера разведки. И если Максимов вообще был похож на любого инженера из МВТУ или МАИ со своей интеллигентной внешностью — чуть вздернутым носом, мягким, округлым подбородком, светло-коричневыми, почти рыжими, волосами и даже несколькими редкими веснушками, оставшимися на лице как знак детства, то Данченко — единственный среди них — мог вполне сойти за шпиона. Он был чуть выше среднего роста, худой, подтянутый, с резкими, даже несколько грубыми, чертами лица. Волосы он имел редкие, торчащие ежиком и трудно поддающиеся расческе. На подбородке был небольшой шрам, заметный, лишь когда он чуть поднимал голову. Зато руки и пальцы у него были красивые, длинные, строгие, как у пианистов.
— Рене Анильон Капоте, — продолжал читать Нилин, — он был послом в СССР в начале восьмидесятых. Работал девять лет первым заместителем министра иностранных дел Кубы. Он сейчас Генеральный секретарь Организации солидарности народов Африки, Азии и Латинской Америки. Ему шестьдесят три года. Может, оставим?
— В какие конкретно годы он был послом в СССР? — уточнил Максимов.
— В восемьдесят первом — восемьдесят третьем годах, — ответил Нилин, посмотрев в личное дело. Максимов и Данченко переглянулись.
— При Андропове, — пожал плечами Максимов.
— Убираем, — понял Нилин, доставая следующего.
— Если хотите посла при Горбачеве, — быстро достал одну папку Нилин, — вот у меня есть еще одна кандидатура. Хулио Камачо Агилар. Был послом в СССР с октября восемьдесят шестого по февраль девяностого. Но он тоже член Политбюро. У него хорошие связи с армией, он работал там начальником Политуправления. Очень смелый и храбрый человек. Он имеет звание, как и Фидель, «команданте революции».
— Интересно, — кивнул Максимов, — такой человек может оказаться интересной находкой. Отложите его в сторону, — решил Максимов, — я его лично не знаю, может, стоит попробовать.
— Есть и другой бывший посол в СССР. Он начинал при Андропове, а был отозван уже при Горбачеве. — Нилин поискал среди бумаг и наконец нашел папку. — Вот, Лионель Сото Прието. Заместитель председателя Совета Министров. Доктор философии и филологии. Доктор исторических наук. Обратите внимание — он не член Политбюро. Был отозван в восемьдесят шестом. Оставить?
— Давайте и его, хотя больших надежд возлагать не стоит, — скептически произнес Данченко, — тот вообще был «команданте революции». У этого тоже наверняка биография похожая.
— Да, — кивнул Нилин, — он сидел в тюрьме при Батисте, был несколько раз арестован.
— В этой стране трудно найти нужные нам кадры, — вздохнув, сказал Данченко, — там все герои и революционеры. Ну, где нам взять лидера, равного Фиделю?
— У него есть заместитель по экономике, которому он очень верит, — вспомнил Максимов. Ему было неприятно это говорить, но он привык относиться к порученному делу достаточно добросовестно, — это Карлос Лахе. Если бы у нас было время, можно было бы через него провести ряд экономических реформ, способных дать сильного лидера. Хотя вы правы: такого лидера, как Фидель, у Кубы больше никогда не будет.
— Вы знаете, — неприятно улыбнулся Данченко, — я уже не в первый раз замечаю, с какой симпатией вы относитесь к этому кубинскому лидеру.
— Не считаю нужным скрывать, — сухо ответил Максимов, — работа есть работа. Мне был поручен точный экономический анализ существующей ситуации на Кубе, и я его дал. Теперь мне поручено проанализировать возможность экономического развития после ухода Фиделя. Это моя работа, и я ее выполняю. Что касается симпатий, то я их никогда не скрывал. Мне всегда нравился Фидель Кастро. Нравился как символ молодости революции, как символ какой-то романтической патетики, уже давно забытой нами. Для моего поколения он — кумир из детства, он — символ какой-то возвышенной веры и чистоты.
— Интересные у вас наблюдения, — улыбнулся Нилин. Данченко тяжело молчал. Словно ждал следующих фраз Максимова.
— Я понимаю, — глухо сказал Максимов, — что все поменялось. Отлично понимаю, как он раздражает американцев, как он мешает нашему «демократическому руководству». Но от этого я не могу относиться к нему хуже, чем это есть на самом деле. Для меня он все равно тот самый «команданте», именем которого мы называли наши комсомольские отряды. Если хотите, я подам рапорт о выходе из группы.